Маулихакти, или Вернись ко мне!

Вторые: хакты. Как я отличила хакта от остальных? Очень просто — каждый хакт имел только общее сходство с кем-то из обычных, простых разумных. У хакта могла быть комплекция эльфа и острые уши, но кожа и зрачки отличались. Каждый хакт словно излучал еле заметный внутренний свет, словно сама кожа этих существ внутри имела маленькие лампочки. Даже в тени, в толпе эти существа бросались в глаза именно этим, на первый взгляд незаметным, свечением. Такое чувство, словно их искупали в блестках или люминесцентной краске. У каждого хакта была какая-то отличительная черта: цвет кожи и волос, форма зрачка, длинна рук или ног. Гнома-хакта нельзя было спутать с обычным гномом, как и эльфа, и человека.

Хакты — были художественной, красивой вариацией неведомого художника на тему знакомых мне рас. А еще, в глаза бросилась небольшая странность. В собравшейся толпе было много хактов, но ни одного ребенка-хакта. Все были взрослыми. Я бы списала это на то, что родители прячут своих отпрысков от опасности, но обычные жители детей не прятали. Совсем рядом со мной галдела компашка детей, которая тыкала в меня пальчиками и дергала мамаш за длинные подолы платьев. Вот так, обычные дети есть, а хактов — нет.

Третьи: собственно, мои соплеменники — маули. Теперь я понимала, почему никто из пятерки не принял меня за хакта, а именно за маули. Разница была значительная. Во-первых: ни у кого из маули не было сверкающей кожи, как у хактов. У всех мужчин и женщин была обычная кожа, в смысле матовая, но разноцветные ладони и волосы им в тон. У всех на руках, с внешней стороны, были похожие темные или светлые орнаменты, как и у меня. Но, ни у кого в толпе не было моего дымчатого оттенка кожи. Были красноватые, желтоватые, зеленоватые и даже оранжевые. Но, расцветки обсидиана не было ни у кого. Я как-то резко ощутила себя альбиносом. Было и еще одно отличие — ни у кого из маули не было воротника на голове, как у меня. Были лишь намеки на него, например: над самым лбом небольшие выросты, над ушами с двух сторон, но именно большого воротника, отделяющего волосы от лба и ушей не было ни у кого. Еще у нескольких маули были круглые, птичьи глаза и клювы, вместо рта и ушей. Были и острые уши, как у эльфов или, наоборот, заостренные вниз, как у орков. Были и выступающие клыки. Маули были разными, как и хакты, но всех объединяло три черты: цветастость ладоней и волос, наличие хотя бы подобия воротника на голове и рисунок на коже в виде либо орнамента, либо рисунка капилляров и вен.

В целом, я уловила разницу своей расы от всех прочих. Неприятно кольнуло, что маулихакти в городе маулихакти было до пугающего мало. Примерно один на сотню, а то и того меньше.

— Амалиэль! — разнеслось над галдящей толпой.

Из-за спин собравшихся протолкался на открытый пятачок щуплый паренек. На вид ему было не больше четырнадцати. Худоба подростка только подчеркивалась необычным нарядом. Узкие, по фигуре темные брюки. Сверху длинная рубаха с узкими длинными рукавами. Подол рубахи, почти что по колено, с двумя разрезами по бокам. От подмышки к горлу разрез на замысловатых завязках. Сама рубаха расшита оранжевым орнаментом. Сам мальчишка был бы похож на человека, если бы не широкие шипы над ушами сантиметров в восемь в высоту. На кистях у него не было орнамента, но сами ладони были ярко-оранжевого оттенка, как корка мандарина.

— Коум! — эльф моментально соскочил с лошади.

Так вот за кого меня принял эльф. Парень пробежал мимо меня, со скоростью курьерского поезда и налетел на золотоволосого. Эльф крепко прижал к себе подростка.

— Амал! Амал! Амалиэль! — причитал мальчик, уткнувшись носом в грязный изорванный камзол хакта.

Всадники понимающе заулыбались. Появление мальчика разрядило обстановку. Хакты отозвали оружие и, теперь, просто ждали, когда парочка оторвется друг от друга. Амалиэль гладил паренька по голове и шептал что-то успокаивающее, но его потуги пропадали втуне.

— Мне все говорили, что ты погиб! — всхлипывал парень.

Коума била мелкая дрожь. Это было заметно даже с моего расстояния.

— Я жив! Со мной все хорошо! — увещевал эльф. — Разве не видишь!

— Я им поверил, Амалиэль! Слышишь, поверил, потому что сам перестал тебя чувствовать! Я поверил. Я почувствовал твою боль! Это было чудовищно! Я никогда ничего подобного не чувствовал.

— Но, ты должен был почувствовать и то, что я восстановился. Ты не мог этого не ощутить, друг мой.

Мальчик поднял голову и заглянул эльфу в глаза. Сейчас эльф ничем не напоминал ловеласа, каким я видела его в корчме Веоренты. Не напоминал он и избалованного ребенка. Сейчас он был сильным мужчиной, отцом, братом и другом… для Коума. Между ними ощущалась такая близость, какая редко бывает между любовниками, еще реже между родственниками. Сильная душевная связь, близость, которой у меня никогда и ни с кем не было, но о которой, наверное, мечтают все.