Мавка

Бабушка напекла огромную кучу оладушек, и ушла в огород. Это позволило мне незаметно проникнуть в дом. Наевшись, я устало растянулся на своей кровати, и думал о том, зачем я согласился на эту дурацкую рыбалку… может аргумент Еремы о том, что если я не приду, то они всем расскажут какое я ссыкло, а может желание вновь встретить ту девочку с грибами, но в указанный полуночный час, я был на том же месте, где утром уверенно сказал: "Конечно!"

Сейчас, стоя в свете полной луны я уже не был так уверен в своем решении, поэтому придумал, что, если они не придут пока я считаю до двадцати, я могу с честью уйти. Надо было считать до десяти. Их пьяное гыгыканье я услышал когда произнес девятнадцать.

— Ну чо, мня, красава городской! — Ерема хлопнул меня по плечу, попутно дыхнув адским смрадом изо рта.

Митрофан протрезвел, и был молчалив. Он отвязал лодку и залез в неё.

— Ну, чаво ждёшь? Залезай, сом сам к нам не приплывет!

Я тоже залез. Ерема оттолкнул лодку и запрыгнул, отряхивая сапоги до колен. Сейчас, когда спустя много лет я вспоминаю об этом, мне становится жутко. Маленький мальчик и двое забулдыг на гнилой лодке…да ещё туман не заставил себя ждать. Мы плыли молча. Было так же тепло, как и вчера, да и эти двое гребли уверенно, явно зная куда. Видимо за день они решили все свои споры, а потому просто молча гребли. Наконец они заплыли в какую-то заводь и начали разматывать сеть. Я наблюдал, засунув руки в карман толстовки. Наконец, когда сеть была установлена, эти два товарища достали бутылку и также молча сделали по несколько глотков. Затем Ерема протянул бутылку мне. Я конечно помотал головой в знак отказа, но Митрофан так злобно на меня посмотрел и сказал: «Пей, а то рыбалки не будет!»

Мне стало жутковато от этого взгляда, и я сделал один маленький глоток. Глоток раскаленного металла или серной кислоты, как мне показалось. Они дружно засмеялись, и Ерема дружески постучал мне по спине, одобрительно сказав: «Пойдет!»

Жжение ушло, и я почувствовал жар в груди, а голова слегка закружилась. Меня никогда не подводила память ни до, ни после этого приключения, видимо потому, что я больше никогда не пробовал алкоголь, но тогда всё было в тумане. Он был вокруг, и он же был в моем сознании.

Митрофан достал с берега палку, и начал мутить воду. Ерема кричал и взявшись за борт раскачивал лодку, которая благодаря этому успешно отплывала от берега. Я тоже, по-моему, что-то кричал и улюлюкал, не понимая зачем. Вдруг мы почувствовали удар по дну. Может это была коряга или камень, но все замерли. Затем, поплавки сети скрылись на поверхности. Ерема взял весло и наотмашь ударил по воде, от чего весло выскользнуло, и ушло под воду.

— Мняяяя- с досадой протянул Ерема.

— вот ты чухня! — воскликнул Митрофан.

— А чо я то? Это сом схватил…мня.

Я от чего-то просто улыбался и смотрел на воду вокруг кроссовок. Даже поплюхал ногой.

— Тонем! — крикнул Ерема, глядя на воду в лодке.

Не знаю сколько мы гребли, и руками, и оставшимся веслом, но, когда вылезли на берег лодка была почти полностью затоплена. Мы без сил упали, глядя на звёздное небо и переводя дух. Затем я почувствовал холод. Мокрая одежда вызывала во мне озноб, и Митрофан, хлебнув из бутылки, сказал: «На, для сугреву!»

Я и вправду согрелся от глотка, и вернулся в густой туман.

— Как думаешь, мня, мы апче где? — Ерема вглядывался в темноту. Как на зло, луна ушла за тучу.

— Я хз… — Митрофан лежал в позе звезды, очень жирной звезды. — мне ваще до звезды где мы…я наугад греб.

Они оба громко заржали и по очереди приложились к бутылю.

Как они умудрились его спасти, когда лодка тонула, одним им и известно. Видимо спасали самое ценное. Потом неподалеку мы услышали голоса. Женский смех и пение. Как по команде, оба забулдыг встали и поспешили на звук, не забывая отхлебывать из большого бутыля.

— Жалко лодку, мня! — чтобы заполнить молчание вставил Ерема.

— Да похрен, слышь там бабы! — не меняя курса бросил Митрофан.

На берегу горел большой костёр, вокруг которого танцевали семь или восемь девушек в белых платьях.

— Можно к вам, мня, на огонёк? — сказал Ерема, почесав козлиную бородку.

Меня, опьяневшего подростка, усадили на мягкую траву подле костра, где, согревшись я постепенно задремал, глядя то на костёр, то на танцующих женщин. Они все были очень красивы. Знаю, что вы скажете, мол у пьяного мужика любая станет красивее, но я тогда не был ещё мужиком. Когда я их увидел, я подумал, что они настолько красивые, даже красивее мамы!

— Мавка, проводи мальчика до деревни.

Я приоткрыл глаза и увидел её. Ту самую девочку.

— Мавкааа… — протянул я на удивление пьяным голосом. Мавка была столь же красива, сколько и взрослые девушки.

Она сказала: «Можно он останется?»

Девушка, которая как мне подумалось её сестра, так как они были очень похожи, нахмурилась, и сказала: «Мавка! Говорю отведи. Его бабка житья нам не даст. Ну его!»