Мавры при Филиппе III

– Выслушайте меня, – отвечал Фернандо спокойно. – Я знаю, о чем вы говорите. Но есть одно слово, которое уничтожает все мои расчеты и рассуждения. Это слово, Аиха, – я люблю вас! Будьте уверены, что если бы Испании грозила война, я не подумал бы отказаться от моей службы. Я не унижу этим звания испанского гранда. Но теперь, благодаря Бога, король живет в мире со всей Европой. Я подам в отставку, получу ее и тогда…

– Тогда? – повторила Аиха с трепетом.

– И тогда поеду с вами. Мое отечество будет там, где ваше. Ваша участь будет моей участью.

Тронутая этими словами, Аиха подала ему руку.

– Я завтра еду с вами, – продолжал Фернандо.

– Нет, – возразила Аиха, опустив глаза на землю, – это невозможно!

– Что же мешает? В счастливые дни вы признались мне в вашей любви и теперь в изгнании не можете отнять ее у меня. Я требую. Вы должны быть моей.

– Не могу.

Фернандо посмотрел на нее с изумлением.

– Не теперь, по крайней мере! – поспешно прибавила Аиха. – На этот брак нужно согласие…

– Вашего отца?

– Нет… Согласие Кармен, вашей невесты.

– Кармен! Но она отказалась от света и освободила меня от данного слова.

– Она мне не дала права отнять у себя жениха, которого любила. Без ее позволения я буду смотреть на этот союз, как на измену против сестры и друга.

Потом, подав руку Фернандо, она прибавила:

– Вы понимаете меня? Так вместо того, чтобы следовать за мной, поезжайте в Благовещенский монастырь, где у Кармен скоро кончится срок послушничества, и скажите ей всю правду.

– И если она позволит?..

– Тогда приезжайте ко мне за ответом. Я буду ждать вас в Алжире.

Время разлуки приводило Фернандо в отчаяние.

– Поторопитесь с отъездом, – сказала Аиха, – еще несколько дней разлуки, и тогда… мы соединимся навек.

Но роковой срок приближался к концу. Бесчисленные семейства мавров с отчаянием в сердце и со слезами на глазах прощались с прекрасным небом и полями Валенсии, где родились и надеялись умереть. Более полутораста тысяч собралось их на берегу. По обеим сторонам его стояли войска, готовые выстрелить из всех орудий в беззащитных при первом сопротивлении. Только и были слышны рыдания и слезы. Несчастных тысячами нагружали под тесные палубы кораблей, где они почти задыхались от недостатка воздуха. Всякое требование отвергалось, и всякая жалоба наказывалась немилосердно. Кто из мавров осмеливался защищать своих или грозить испанскому солдату, того бросали в море.

Деласкар д’Альберик с Аихой также пришел к берегу и готовился уже войти на судно, как вдруг, оглянувшись, с удивлением заметил, что Иесида нет.

– Сын мой… где он? – вскричал старик.

Педральви подбежал к нему и шепнул:

– Не спрашивайте!.. Христиане услышат.

Потом, отведя их подальше от толпы, прибавил:

– Сегодня ночью Иесид получил известие из Альбарасинского ущелья. Там скрывается двадцать тысяч мавров. Они хотят отмстить за братьев и звали Иесида быть их предводителем.

– И он уехал! – сказал старик, затрепетав.

– И хорошо сделал, – прибавила Аиха. – Бог сохранит его!

– Я хотел быть с ним, – заметил Педральви, – но Иесид взял с меня слово проводить вас в Африку.

– Ты хочешь вернуться?

– Да. Как только вы будете в безопасности, я непременно вернусь. Хочу сражаться подле Иесида. Может быть, я пригожусь ему.

Деласкар и Аиха пожали руки верному слуге с особенной признательностью.

– Верно, так угодно Аллаху! – сказал старик и пошел с дочерью к кораблю.

Наконец берег опустел. Остались только войска и некоторые валенсийские помещики, которые со стесненным сердцем и слезами прощались с своими вассалами и богатством.

Фернандо в тот же день отправился в Пампелуну, но в Каэнсе догнал его курьер из Мадрида с повелением от короля и министра. Что с ним сделалось, когда он прочел это повеление, – неизвестно.

Известно только то, что его назначили начальником над тремя полками в поход против мавров, которые взбунтовались под начальством Иесида в Альбарасинском ущелье.

Часть восьмая

Глава I. Иезуиты

Вскоре после свидания с валенсийскими баронами в Валадолиде король вернулся со своим духовником в Мадрид. Он не мог пробыть дня без Пикильо, который никогда не говорил с ним о политике. Единственным предметом разговора короля была Аиха.

Аллиага очень переменился; теперь он стал честолюбив. У него была одна мысль, одна цель: возвратить своему королю спокойствие, Испании – благоденствие, а своим братьям маврам – отечество. Никогда еще у честолюбца не было более высокого, более благородного помысла.

Король между тем мечтал только об одной Аихе. Он был убежден, что она не покинет Испанию, но его тревожила мысль, как изыскать средство, чтобы воротить герцогиню Сантарем из Валенсии в Мадрид. Эта мысль занимала его всю дорогу. Долго между ними царствовало молчание, как вдруг король, как будто пробудившись, спросил:

– А что вы думаете, аббат, Аиха кого-нибудь любит?

Пикильо с изумлением встрепенулся и быстро отвечал:

– Нет, Ваше Величество.

– Однако же меня уверили в противном.

– Это неправда, Ваше Величество, она мне во всем признается, но я не слыхал ни одного слова о Фернандо и ее любви.