Мавры при Филиппе III

Пикильо помертвел, увидев такую перемену. Он старался возвратить свое мужество, вынул из кармана письмо Гиральды и, подавая его герцогу дрожащей рукой, спросил:

– Знаком, вашей светлости, этот почерк?

– Нет, совсем не знаком.

– Это письмо к вам от одной особы, которая поручает меня вашему покровительству.

– А, рекомендация!.. Хорошо… я после прочту.

И он, бросив письмо на стол, в груду прочих бумаг, с нетерпением прибавил:

– Лучше расскажи мне твое дело. Это будет гораздо короче и скорее. Что тебе нужно? Чего ты желаешь? Говори… я слушаю.

И герцог, подойдя к зеркалу, наложил на губы тонкий слой коралловой помады.

Нельзя было придумать положения более невыгодного, как это, для первого объяснения сына ее отцом. Пикильо, отер выступивший на лбу пот и, запинаясь, проговорил:

– Ваша светлость… конечно, помните… женщину… которую некогда… в Севилье… любили…

– Которую? Их там было довольно!

– Сеньору Аллиага.

– Я не знаю этого имени.

– Может быть, но это имя честное и благородное. Вы знали еще другое имя, менее почтенное, – Гиральда!

– Гиральда!.. А, вспомнил! Да я знал эту бедовую женщину… Прекрасный талант! Мы все почти с ума сходили по ней в Севилье… Что она еще существует?

– Да, и это ее письмо к вашей светлости.

– Теперь понял. Она просит помощи… или места в придворной труппе. Но теперь ей можно, конечно, играть только одних матерей.

При последнем слове Пикильо вздрогнул.

– Что она, я думаю, очень состарилась?

– Она моложе вашей светлости.

Слова эти задели за живое герцога, и он вскричал:

– В самом деле? Ну, в таком случае передай ей, любезный, что я посмотрю… прочитаю ее письмо.

– Нет, ваша светлость, не откладывайте, а потрудитесь прочесть сейчас же, – произнес твердо Пикильо.

– Это что значит? – вскричал герцог и гордо обернулся к Пикильо.

– Вы прочитайте это письмо, потому что оно вас касается.

Герцог взглянул на молодого человека с видом изумления и беспокойства и взял брошенное на стол письмо.

– Я не выйду отсюда до тех пор, пока вы не прочитаете, – прибавил Пикильо.

Герцог с нетерпением распечатал письмо, и при чтении его лицо то краснело, то бледнело. В каждой черте ясно отражались гнев и неудовольствие, но он овладел собой, презрительно улыбнулся и, бросив на Пикильо ледяной взгляд, сказал с насмешкой:

– Так вот какого рода поручение, которое вы имели честь принять на себя, сеньор кавалер.

– Тут чести очень мало, как для меня, так и для вас, герцог, – сухо произнес Пикильо. – Но я теперь вижу обоюдное унижение и стыд: вы унижены и пристыжены тем, что встречаете в лице моем своего сына, а я тем, что нахожу в вашей светлости своего отца.

– О, будь спокоен, любезный друг! – возразил герцог, бросая яростный взгляд на молодого человека. – Благодаря Богу, мы не такая близкая родня, как ты воображаешь. Люди в моем положении, довольно часто принуждены бывают слушать подобные притязания. Эта спекуляция стоит всякой другой.

– Это вы называете спекуляцией? – вскричал Пикильо с негодованием.

– Но согласись, любезный друг, что если бы я не был так богат и знатен, ты не пришел бы ко мне, и твоя мать, Гиральда, верно, кого-нибудь побогаче и важнее почтила бы этим подарком, который я не принимаю и не признаю, потому что многие могли бы оспорить его у меня, а я не охотник вести тяжбы.

– А, так-то! – вскричал Аллиага, выходя из себя. – Счастье ваше, что я сам еще в сомнении… В противном случае, вам бы не кончить этой речи. Вы остались бы навсегда в этом кабинете, даю клятву!

Герцог, испуганный яростью молодого человека, бросился к колокольчику и начал сильно звонить.

– Да, я теперь только хочу, чтоб вы мне доказали, что вы чужой! Тогда я по крайней мере буду в силах отмстить вам за обиду. Как вы ни знатны, но вы дадите мне в том ответ!

– Сейчас, сию минуту! Я не заставлю тебя долго ждать! – отвечал герцог, с совершенным спокойствием, увидев двух вошедших лакеев.

Он обратился к ним и сказал с достоинством:

– Вытолкать вон этого господина!

Пикильо с яростью хотел броситься на герцога, но лакеи быстро схватили его и, несмотря на отчаянное сопротивление, вытащили из кабинета.

– Запомните этот день! Запомните, герцог! – кричал Пикильо, задыхаясь от злости.

Больше лакеи не дали ему говорить.

Герцог остался один и на минуту почувствовал неудовольствие, казавшееся ему новым и непонятным. Но ему некогда было входить в такие мелочи, потому что его ожидало важное занятие.

Он принялся за капиллярный эликсир, а вечером ему нужно было идти к королю.

Глава IX. Возвращение в Мадрид

Оскорбленный, униженный и выгнанный из дому, Пикильо, с яростью в сердце, мечтая о мщении, бродил по улицам Валладолида и не знал, на чем остановиться и что предпринять.

Все надежды его рушились, все планы гибли, вся будущность казалась уничтоженной.