Maxximum Exxtremum

В эти первые дни вспоминались те первые дни… Мой нашейный крестик, врученный матерью, на серебряной цепочке, а потом, когда она порвалась, на нитке, я вешал — приступая к занятиям так называемой любовью — на изогнутую ветку светильника над диваном. Тогда весьма скоро я вовсе перестал его носить — само присутствие вещественного образа Господа Нашего как бы стесняло — ведь вот зачем люди в церковь ходят — там присутствие (только, к сожалению, теперь в основном с значением 19 века — «ходить в присутствие»), и посему нельзя делать определённые вещи — смеяться и проч. (Мы с ОФ не раз замечали, как там нам неуютно…) Примирить плотскую любовь и духовную и даже с максимальною возможностью слить тёмные воды подсознательного в свет сознания — это, кажется, у меня, получилось (ничего особо хорошего, как вы имеете возможность наблюдать, из этого не вышло), однако всё равно есть некая узкая прослойка «сверх-Я» — зазорчик, трещина — там, где вбит стигматический христианский гвоздик-крестик…

И я не держал изображений Господа ни в одном из своих жилищ скромных, ни дома в своём закутке — ведь молитве я посвящаю дай бог несколько минут в день, а то, чем я занимаюсь всё остальное время: фантазирую и дрочу, мечтаю о славе, вожделею о пище и ем её — с нетерпением или отвращением, жру вино или пишу вот подобное сему — всё-это, насколько мне известно, не является нормой. Ещё я, когда была возможность, слушал музычку (хотя как правило «сатанинскую» — или даже без кавычек?!) и всячески опощрял её, подпевая и подбарахтывая… — сие ни за что не могу признать неблагим (разумеется, без хоть какого-то принятия сатанизма как идеалогии!) — ведь это, в отличие от всего вышеперечисленного, я делаю чисто для души, по любви и абсолютно бескорыстно. Это не означает, дорогие, что я так примитивен и воспринимаю каждую мелочь как предвестие ожидаемой (?) катастрофы. Иногда, когда я не чувствую, я могу шутить-профаниться над чем угодно (как мы укатывались со Шреком, когда извлекли из мусорного ведра изорванную Эльмирой на мелкие клочья фотографию — они с Толей в обнимку на постели — склеили скотчем и повесили над диваном!), а иногда вдруг и простое мне кажется значимым… Оказалось, что она моложе меня на год! «Да?! — удивилась она, — а я думала, ты года на два моложе!» — «Да?! — удивился я, — оказывается, наш коитус имел почти статутный статус!» (а я почему-то был убеждён, что она на год меня старше). Мне почему-то показалось, что это уже говорилось в один из первых дней нашего знакомства — вернее, в одно прекрасное утро после первых неуклюжих ночей — и далее она сразу же поинтересовалась, кто мои родители, какой у нас дом, есть ли авто. Я ей доложил, что у нас три машины — жигуль, УАЗик-головастик и грузовая — только я сам на них не езжу — с тех пор, как на выпускном чуть не расшибся, и вообще я пью… Но в то же время я был уверен, что этого не было — это как бы должно было быть, но вместо этого был тот самый вопрос про машины…

Но это всё суть семечки, а настоящим символом этого периода и его, если угодно, проклятьем, стала сова.