Был уже пятый час, и мы легли спать. Как бы он мне глотку не перерезал, всё-таки мелькнула проклятая мыслишка, и я приподнялся на локтях посмотреть на него. «Не бойся, — сказал он, будто прочитав мои мысли, — нормальный О.Фролов». Верю.
Окончание 31.
Я хотел ласки и постоянно лез к ней с объятиями и поцелуями, однако её это мало вдохновляло: на улице она вообще отстранялась, а когда легли, отвечала вяло, говорила: подожди, я смотрю телек. Я чувствовал себя двояко: конечно, намного лучше моего обычного времяпрепровожденья лежать на диванчике под одним одеялом с тёплым мягким Зельцером, жуя чипсы и жувачку, смотря цветные картинки, ожидая соития — мечта, но ведь меня совсем не интересовало то, что показывали, меня не интересовало вообще ничего кроме этого соития, кроме неё — я хотел быть с ней наедине, сплестись конечностями, лицом к лицу, глаза в глаза, рот в рот, целовать, ласкать, терзать её, говорить с ней, чувствовать её интерес к себе… Но она была где-то там — в идиотском зазеркалье, доступном любой домохозяйке, включившей ящик, открывшей пакет чипсов… Я не выдержал и стал действовать в одиночку — тут и фильм кончился и она позволила мне на себя забраться. Получалась какая-то пошлая механическая возня, неудобная и неинтересная, причём мы оба чувствовали это. Ей было достаточно нескольких движений чтобы всё изменить, но она была подчёркнуто холодна, как и в тот раз. Она меня совсем не… или совсем не… Но не могу же я как в американских фильмах стонать: «Ну давай, бейби, комон»! Я вошёл в неё, начал дёргаться, и чем больше я старался, наращивал обороты, тем более в меня входило страшное как смерть, противное как изнасилование осознание абсолютной бессмысленности этой механики, то есть бессмысленности всей жизни, всего бытия вообще: если это вот так, то нахуя жить? Её не было, и сам я стремился доказать не знаю что не знаю кому — ты что, хочешь натереть хуй об надувную куклу, об пластик и резину, хочешь заебать ее до смерти — она и так мертва! Залить её смазанное вазелином разъёбанное другими прокатчиками нутро своей горячей спермой и этим воскресить? Не надо этого! — в смысле заливать! — я выскользнул из неё, кончив на простыню. Вид у меня был совсем мертвецкий — даже она заметила! — как у человека, только что потерявшего всё — не только жизнь эту, но и самый маленький намёк на надежду на жизнь небесную…
«Лёша-а, тебе надо выпить хотя бы бутылочку пива», — пролепетала она. Какое тут пиво! когда такая метафизика! Но с ней я спорить не стал — тем более что хотелось курить и выпить ведро водки или какого-нибудь денатурата! Я спросил, купить ли ей, она отказалась — это невероятно!! — сказала: только побыстрей.
Я пошёл в ларёк, вяло рассуждая над этим феноменом. Вечером я выпил одну бутылку, а она две — пить-то вроде ни к чему — всё и так было «хорошо»… Хотя его и ненавижу, купил бутылку крепкого, быстро выпил по дороге и… всё перевернулось — я набросился на неё и вдохновенно, самозабвенно и не обращая внимания на её равнодушие, овладел ею ещё три раза. Ничего хорошего, но всё-таки была какая-то плавность движений, тепло — куколка-то с подогревом!