Maybe he would hold my hand, maybe he would hurt me (СИ)

— А отец обожает нас обоих. Поэтому, что бы у тебя там ни было, доверься ему… Я оставлю вас завтра наедине. Хорошо?

— Даже отлично, дорогой… Спасибо!

— Не накручивай себя, — мальчишка чмокает меня в щеку и поднимается с дивана, зевая. — Спокойной ночи.

— Сладких снов. Я дождусь папу.

***

— Во сколько ты вернешься?

— Не знаю. Пока, мама Ана, пока, пап, — Теодор хватает со стола яблоко, забрасывая на плечо рюкзак, и почти мгновенно уносится.

— Стоять!

— Ана, меня ждут!

— А поцеловать меня? — хмурюсь, сложив губки, и мальчишка качает головой, возвращаясь. — Ты сегодня вернешься или завтра? И, Теодор, пожалуйста, не садись пьяным за руль. У меня слишком слабое сердце.

— Завтра. И я не буду пить. Я обещаю, Ана.

— Люблю тебя, — целую моего мальчишку в небритую щеку, и он быстро сжимает меня за плечи, на прощание так же чмокнув. — Завтра семейный ужин, Теодор!

Взрослый мальчишка с рёвом уезжает на своей очень крутой тачке, которую он долго выпрашивал у отца, и я качаю головой, не могу не улыбаться.

Манипулятор и доминант.

— Он свалил?

— Кристиан! Он же ребёнок!

— Этот огромный медведь? У него борода гуще моей!

— Ты что, соревнуешься с несовершеннолетним сыном?

— Нет. Просто трезво смотрю на него и горжусь. Наконец, эта липучка выросла, и теперь ты только моя.

— Я люблю тебя, — чмокаю мистера Грея в плечо, вручая и ему яблоко, и Грей крепко обнимает меня. — Мне всё равно волнительно за него.

Да и не только за него…

— У тебя всё хорошо? Мы не виделись больше недели, ты будто не рада вернуться домой.

— Я люблю быть дома. Просто устала.

Иисусе, случилось бы это хотя бы год назад…

— Кристиан, я очень люблю тебя, и… Милый, я клянусь тебе, клянусь своей жизнью, что я никогда не изменяла тебе. Я только твоя девочка. У меня нет и никогда не будет того, кого бы я любила так же сильно, как тебя.

Кристиан смотрит на меня с недоумением и усмешкой, он прекрасно знает это, и слышать это для него странно.

— Ты всё-таки решилась уйти от меня с тем сексуальным охранником?

— Я, кажется, беременна.

— Ана, это невозможно.

— Я… — хочу сказать что-то ещё, но лишь пожимаю плечами, и Кристиан взмахивает рукой, прося даже не начинать что-то говорить. — Это чудо.

Кристиан реалист. На его лице такое недоверие и ужас, я понимаю его. Я сама не могу поверить.

Чудо.

Конечно, это чудо. Я так хотела ещё одного ребёнка, я хотела совсем кроху, это было наше общее и обдуманное решение, мы поставили в известность Тедди… А потом Кристиан заболел, и для меня не было ничего важнее, чем он.

Он переживал, он извинялся и плакал, настроение из-за лекарств скакало, он был в депрессии… А я крепко обнимала моего немного исхудавшего, самого красивого мужчину на свете, поглаживая его по коротким волосам, сильно выпадающим.

— Я хотел сделать тебя счастливой, чтобы ты стала мамой… а не чтобы ты нянчилась с больным дерьмом.

— Я стала мамой, восемь лет назад. Я люблю Тедди. Я очень сильно люблю тебя, Кристиан Грей. И не смей даже думать, что я оставлю тебя. Ты моё счастье, без которого я не могу жить.

— Ана, я…

— Ты мой мужчина. Мой Господин, мой раб, мой любовник… Я готова бросить всё ради тебя. Я ради тебя готова на всё…

— Если бы я не испугался тогда, когда ты в первый раз заговорила о детях, у нас бы уже был кто-то. Наш общий ребёнок. Ещё один мальчишка, больше похожий на тебя, чем на меня.

— Теодор мне не чужой ребёнок, Кристиан. Дети не главное в жизни.

И это действительно так. Мы больше не думали об этом, я отпустила мысли о детях, у нас есть Теодор, Кристиан снова здоров, и я счастлива. Мы много отдыхаем, путешествуем, мы стараемся жить максимально полной жизнью.

Потому что жизнь чертовски коротка и опасна, и ею нужно наслаждаться.

Просто малыш — это моя сокровенная мечта. Взяв на руки свою первую племянницу, я впервые осознала, насколько же сильно я завидую Кейт. Не в худшем смысле, просто… Я всегда думала, что я хочу ребёнка лет в тридцать восемь, но вот молодая Кейт и крохотная Эва, и они чудесны, у них всё хорошо. Сама себе призналась, что хотела бы быть мамой карапуза, даже в двадцать семь. Увы…

Оказывается, мысли материальны?

— Ты серьезно?

— Я молилась за твоё здоровье, когда мы были в горах. Видимо, мои молитвы были услышаны… — шепчу, вытирая слезу с уголка глаза, и Кристиан громко, недовольно вздыхает.

Хочется поехать к Кейт, забраться в манеж моей самой младшей племяшки и тихо плакать, обнимая плюшевого мишку и сладкую девочку Скай.

Я редко поддаюсь эмоциям, я сильная женщина, я взрослая женщина, но сейчас сбылась моя самая сокровенная мечта, а мой мужчина не верит в это.

Он не верит, что снова станет папой, а не мне. Он не верит в себя.

Кристиан не способен предать меня.

Три раза за эти двенадцать лет я рыдала в голос, разрываясь от боли: когда мой Тедди начал общаться со своей матерью — я ревновала, и она не досмотрела за ним: он упал с лестницы, едва не убился. Видеть малыша без сознания было выше моих сил.