К Никольским воротам бежала группа солдат. Все как один в черной форме, защитных касках и с автоматами наперевес. Один из них отделился и подбежал к группе выживших. Широкоплечий, высокий, в каждом движении непоколебимая уверенность и стать. За блестящим пластиком виднелся холодный цепкий взгляд и упрямая линия широких бровей. Этот бы точно прикончил – пронеслось в голове у доктора. Из-под каски послышался низкий грудной голос:
– Вы из метро? Есть там кто живой? У меня приказ прошерстить станции.
– Ни в коем случае! Это верная смерть, – срывающимся голосом предупредил Док, – кроме трупов и… зараженных там никого не осталось.
– Так я и думал, – мрачно заметил солдат. И поднес к губам рацию. – Полковник, прием. У нас люди из метро, говорят, в подземке только визгуны.
Пошипев, рация выдала короткий приказ:
– Отступайте.
Солдат никак не отреагировал, будто только что своим приказом начальство не отвело от него руку смерти. Вновь обратившись к провожатому, он сообщил:
– Я за периметр, всем приказано отступать в лагерь. Пора с этим заканчивать.
– Шальной… – Данила чуть помедлил и все же добавил, – возвращайся.
– А как иначе?! – усмехнулся в ответ. Но через секунду вновь стал серьезен, – этих веди в отстойник.
Слово «отстойник» категорически не понравилось, но возразить они не успели. Воздух содрогнулся от мощных взрывов. Под ногами задрожала земля. Звуковые волны, вместе с облаками пыли, накрыли территорию Кремля, на некоторое время лишив ориентиров и зрения. Заметив, как сжалась девушка, незнакомец громко пояснил:
– Взрывают выходы с ближайших станций. Вы – последние, кто вышел оттуда живыми.
Взгляды Дока и Кристины встретились. Они выжили, а сотни других пассажиров навсегда остались в подземке. Везение, судьба тут совершенно ни при чем. Просто случайность, крошечная вероятность, которая почему-то сработала.
Успенский собор опоясывал тройные ограждения из сетки и колючей проволоки. Здесь же стояли две наспех сколоченные из досок и обтянутые брезентом, кабинки. Солдаты, охранявшие вход, приказали раздеться до нижнего белья, сдать личные вещи и занять кабинки. Едва оказавшись внутри, Кристина почувствовала, как сверху, из душевой лейки на нее хлынула вода с острым химическим запахом. Кожу нещадно щипало, но приходилось терпеть.
После обработки им выдали новую одежду. Кое-как отжав волосы, девушка натянула на мокрое тело футболку и джинсы, на два размера больше необходимого. Кириллу и доктору повезло больше, им выдали одежду почти впору. С обувью тоже пришлось расстаться. Взамен резиновых сапог военные указали на огромный контейнер с различной обувкой, откуда Кристина выудила две пары сланцев – себе и брату.
Их прежние вещи тут же кинули в костер, полыхавший в металлическом баке неподалеку. Туда же полетел портфель дока. Заметив у одного из военных свой рюкзак, Кристина мгновенно догадалась, что его постигнет та же участь. Паспорт, лекарства, фото… все сгорит! Кинувшись вперед, девушка взмолилась:
– Пожалуйста, отдайте рюкзак! Прошу вас! Там фотографии родителей, – в отчаянии прорыдала она, – это все, что у меня осталось…
Военные никак не отреагировали. С каменными лицами продолжали взирать на рыдающую девушку.
Данила стоял неподалеку. Со одной стороны, он понимал солдат, которые действовали согласно инструкции. Уничтожению подвергались все личные вещи выживших, дабы пресечь любую вероятность заражения. С другой стороны, он искренне сочувствовал девушке. В ее голосе звучало столько горя, что, не выдержав, направился к дежурным:
– Парни, дайте рюкзак, я отнесу его на обработку.
После секундного колебания рюкзак все же отдали.
В новой одежде и обуви их наконец-то пропустили внутрь. В соборе царил полумрак, и потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли. Просачиваясь сквозь мутные стекла, солнечные лучи скользили по золотым ликам святых и опускались на склоненные головы. На полу сидело несколько сотен людей. Человек двести, может, триста. Мужчины, женщины, дети, но последних крайне мало. На лицах растерянность, обреченность и страх. Кто-то плакал, некоторые молились, но большинство просто смотрели остекленевшими глазами в пустоту перед собой. С безучастным лицом, глухие и немые ко всему.
Происходящее напоминало картины Средневековья, когда во время чумы или холеры люди вот также собирались в храмах, в надежде спастись от страшного мора.
К вновь прибывшим подошел человек, как в скафандр, укутанный в резиновую защитную спецодежду. Он поочередно взял у них кровь, спросил фамилию, возраст, подписал пробирки, после чего скрылся за дверями. На время от них отстали, предоставив самим решать, где и как размещаться.
Доктор не оставлял своих подопечных ни на секунду. Вместе они подошли к одной из колонн и устало опустились на пол.
– Послушай, у тебя жар, – с беспокойством заметил мужчина.
Прохладная рука легла на разгоряченный лоб.
– Ничего страшного, пищевое отравление.