Mayday. Я влюбляюсь

Ника не спеша подошла к Леше, разглядывая и узнавая каждую черточку: аккуратно очерченные брови и небольшой нос, длинные пушистые ресницы, белоснежные зубы, светлые волосы, спадающие на лоб, и немного торчащие в стороны уши. Он был точно Кен, мужская версия куклы Барби, даже сейчас в простой больничной одежде.

Орлова села напротив парня, но не смогла удержать его взгляд, из-за которого ее затопило чувство вины. Она ощутила себя ужасно, придя сюда с намерением обрушить на Лешу бомбу. Даже после всего, что он ей сделал.

Она опустила глаза в пол, а потом стала с притворным интересом оглядываться по сторонам. Здесь, в общем отделении, было гораздо лучше, чем в предыдущем стационаре с интенсивным наблюдением, где Лешу держали как «опасного для себя и окружающих». Прошлое место до жути пугало Нику: режимный объект с высоким бетонным забором и карцером для провинившихся. Ее редко пускали, чаще она часами разглядывала этот замок Иф снаружи, но эмоций хватало: в те несколько встреч с Лешей он больше походил на овощ.

Здесь же было иначе, приятнее. Даже сама комната для посещений – просторная и светлая, с телевизором и книжками, а не голая коморка «два на два» под надзором цербера.

Леша нетерпеливо нырнул в пакет, который Ника поставила на стол, выудил оттуда блок сигарет и довольно выдохнул.

– Там еще твои любимые конфеты и орехи.

– Спасибо, только если я прямо сейчас не покурю, то окончательно сойду с ума! – твердо заявил парень, но Ника уловила иронию.

Даже легко рассмеялась над его словами. Видимо, он и правда шел на поправку, раз шутил подобным образом.

Леша всучил пакет одному из парней, что направлялись после свидания в палату, а затем подкурил у медбрата сигарету и повел Нику на крыльцо, аккуратно придерживая за талию. Она невольно ускорила шаг, только бы избежать контакта. Его прикосновения по-прежнему больно обжигали, но Ника очень старалась не показывать этого. Леша ведь ничего не помнил о том дне. Врачи сказали – это защитная реакция мозга на полученную травму. Орлова же винила энное количество запрещенных веществ, обнаруженных в его крови.

Они еще некоторое время прогуливались под хмурыми тучами молча, пока Леша курил, а день клонился к закату. Ника с трудом пересилила себя, чтобы заговорить.

– Как дела? Как ты?

Она мазнула по Быкову взглядом. Тот шел уверенно, спрятав одну руку в кармане, и прямо на ходу подкуривал новую сигарету от первой.

– Вроде ничего. Психоз позади, спасибо «святой троице».

Ника вопросительно взглянула на парня.

– Феназепам, аминазин, галоперидол – и ты больше никогда не захочешь вернуться в буйное.

Она поджала губы, ведь помнила, как долго восстанавливался Леша после крайнего обострения. И до сих пор никто точно не мог сказать: расстройство личности стало следствием употребления наркотиков или наоборот послужило причиной пристрастия, но проблемы у Быкова оказались серьезные и вполне реальные.

– Чем сейчас занимаешься?

Ника задавала дурацкие вопросы, но это лучшее, что она могла придумать, пытаясь увести тему разговора подальше от себя.

– Помогаю в буфете, – Леша пожал плечами, – самое выгодное место в психушке – ешь, сколько хочешь, кури еще больше, полная свобода. Ну, почти.

У Ники внутри все переворачивалось от его оговорок. Но они свернули на задний двор, полный людей, и Леша неожиданно оживился, стал рассказывать о попаданцах, которых встречал по пути. Особенно тонко и пронизывающе их истории звучали в декорациях обшарпанных скамеек и запустелой спортивной площадки с волейбольной разметкой и поржавевшими столами для настольного тенниса.

Ника совершенно искренне не понимала, как в таких условиях всепоглощающей тоски можно было выкарабкаться из болезней и апатий. Но, слава богу, Лешины врачи давали положительные прогнозы, да и прогресс был заметен невооруженным глазом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – А вон Михалыч.

Леша указал на широкоплечего мужика суровой внешности, который помогал медсестре тащить ящики с какими-то медикаментами.

– Прошел две Чеченские войны. Жена из-за квартиры траванула лошадиным транквилизатором, когда тот товарищей поминал. Кукует здесь теперь который месяц. Вот так и живем.

– Да уж, не соскучишься.

Ника тяжело вздохнула.

– Может, удастся через полгода получить перевод на амбулаторное да съехать из этого дурдома.

Орлова улыбнулась Леше. Она слышала от Макса о планах их адвоката – настоять на переводе на домашнее лечение с еженедельным контролем и даже возможном сокращении срока лечения, так как одна из жертв аварии, отец погибшего мальчишки, вышел из комы.

– Это замечательно.

– Может не получиться.

– Но пытаться надо.

Леша остановился и резко обернулся к Нике. От спокойствия на его лице не осталось и следа. Он заглянул девушке в глаза, будто искал там что-то. Потянулся к ней, занес руку, но так и не коснулся ее лица.

– Леша, – прошептала надломившимся голосом Ника, медленно отступая на шаг назад.

Его близость действовала на нее разрушающе. Воспоминания, самые болезненные, всплывали в памяти одно за другим.