Мазарини

В 1622 году коллегия отмечала важное событие – канонизацию Игнатия Лойолы. Джулио вместо заболевшего актера по просьбе святых отцов был избран играть роль Игнатия во время торжеств и произнести по этому поводу речь. Сыграл он великолепно. Но в своей речи молодой Мазарини выявил «грехи» Лойолы, о которых церковь позабыла или старалась не упоминать. Пожалуй, первый и единственный раз в жизни будущий мастер компромиссов не пошел на компромисс. Это послужило ему уроком.

Еще много раньше поведение Джулио контрастировало с образом жизни большинства его сокурсников по коллегии и университету. Мазарини имел много веселых друзей из числа праздных молодых дворян и сыновей зажиточных купцов. Он проводил вечера за картами, где проявлял необычайную ловкость (но однажды все же проиграл свои шелковые штаны), за веселыми шутками и попойками, либо, что еще хуже, гулял с друзьями по городу, задирая прохожих и нередко вступая в драки. Веселая компания не гнушалась даже пограбить, что потом любили при случае вспоминать недруги Мазарини.

Все это плюс выходка на праздновании канонизации стоили ему иезуитской карьеры. Духовного сана он тогда не получил и священником решительно становиться не желал. В будущем Мазарини всегда держал дистанцию по отношению к иезуитам, питая стойкое недоверие к этому ордену. Его биографы единодушно отмечают, что Джулио никогда не соглашался исповедоваться ни одному иезуиту. Но поскольку в будущем ему предстояло стать кардиналом, годы, проведенные в коллегии, не прошли даром. Он служил государству и церкви способами, которые были для него приемлемыми и более подходили ему по характеру. Покорность никогда не была одной из основных его добродетелей, Джулио была больше по душе хитрая и умная властность. Именно это качество преобладало в нем на протяжении всей его жизни. Дипломатия станет его делом.

Джулио был даже рад такому обороту событий. Иезуитский дух сковывал его энергию; ведь молодой человек являлся подлинным детищем барочного Рима с его неподражаемым стилем, который превращал Вечный город в место необычайной красоты и величия. Стиль барокко был в некотором смысле театральным и прекрасно отражал свою эпоху.

Рим того времени был городом, куда Клод Лоррен и Николя Пуссен – великие французские художники – приезжали совершенствовать свое мастерство. Он буквально кишел артистами, художниками, архитекторами, законодателями мод. Среди однокашников Джулио Мазарини были сын римского зодчего Франческо Борромини и неаполитанец Джованни Бернини, которые по собственному желанию ушли из коллегии и стали архитекторами. Их пример, возможно, вдохновил Джулио. Именно им предстояло сделать Рим столицей барокко. Так сами римляне приспосабливали классический древний Рим к нуждам современного им общества.

Город постепенно преображался. Улицы выравнивались, обретали перспективу, украшались красивейшими особняками. В Риме стало больше воздуха, здесь были собраны сокровища изобразительного искусства, не умолкал шум улиц и базаров, ни на минуту не прекращалась работа ремесленников, лавочников, писарей, а горожане часто могли любоваться яркими процессиями и веселыми карнавалами с фейерверками. Был усовершенствован старый римский водопровод, многочисленные ответвления протянулись от него к большому количеству красивейших фонтанов. При этом почти половина римлян вела паразитическую жизнь, несмотря на то что папа специальными буллами предоставлял жителям города работу на строительстве, в торговле и на мануфактурах. Многие люди были настолько ленивы, что предпочитали жить в нищете и носить лохмотья, вместо того чтобы работать. Грабеж и разбой были обычным явлением. В этом смысле традиции Древнего Рима были неискоренимыми.

Вместе с тем Рим являлся папской столицей, цитаделью церкви, которая послала на костер Джордано Бруно незадолго до рождения Джулио Мазарини. Рим был городом со строгими ограничениями для людей, которые могли и желали мыслить. Городом с претензиями на универсализм и подавлением индивидуальности. Городом, где люди учились изворачиваться, ожидали чуда каждый божий день и надеялись на счастливый случай.