Мазарини

И все-таки кардинальский сан, полученный Мазарини, может показаться странным в конце XX века: кардинал, который никогда не был священником и не получал никаких более низких посвящений, однако в подобном положении побывали и принцы Савойские, и принцы Колонна, и один из Барберини, и даже Казимир Польский… Кроме того, не был похож ни на один другой город. Скажем больше: наш тонзурированный кардинал никогда полностью не выполнял тех условий, которые предусматривались в уложении Папы Сикста V, принятом в 1586 году (впрочем, Папа может своим указом определить и любые исключения из правил!). Мазарини никогда не приезжал «ad limina» (на порог) в Рим и не получал от Папы ни «titulus» (то есть документа, теоретически приобщавшего его к очень древнему христианскому культу), ни кардинальских перстня и шапки. Джулио несколько раз собирался, но ему все время что-то мешало. И все-таки Папа, как это было принято, отправил на церемонию «надевания пурпура» своего камергера, чтобы глава государства, где находилось новоиспеченное Преосвященство, мог вручить ему кардинальскую шапочку, «колпак»: Людовик XIII провел церемонию в соборе в Валансе [16]26 февраля 1642 года (церемонию пространно описала «Газетт де Франс»).

Его Преосвященство кардинал Мазарини получил от Папы внушительное количество привилегий, бреве и решений, освобождавших его от исполнения обязанностей по отношению к Церкви, что позволяло ему работать на светскую власть, приобретать и передавать по завещанию имущество, размеры и цена которого превосходили богатства Ришелье. Сменившие Барберини во главе Ватикана Иннокентий X и Александр VII прислали Мазарини подтверждение всех полагавшихся ему льгот, хотя очень мало ценили кардиналаминистра, союзника протестантов и гугенотов, противников князей католической Церкви, столпов единственной истинной религии.

Ни одному из двух Пап так и не удалось заставить Мазарини служить мессу, но самое забавное заключается в том, что, будь Мазарини поздоровее, его вполне могли бы избрать Папой… Впрочем, тогда Джулио все-таки пришлось бы стать священнослужителем: возможно, он даже задумывался об этом — во всяком случае, в последние месяцы своей многотрудной жизни.

* * *

Однако в 1640—1642 годах, к которым мы хотим теперь вернуться, ни Ришелье, ни Мазарини даже не задумывались о подобных перспективах. В начале своего пребывания во Франции Мазарини, который думал (или говорил, что думает) только о мирном конгрессе, который как будто должен был состояться в Кельне, последовал за двором в Амьен. Французская армия осаждала Аррас — в то время испанский город, который оборонял сильный гарнизон. Мазарини встретился здесь с французскими офицерами, знакомыми ему по Северной Италии. Город сдался 8 августа 1640 года после долгого упорного сопротивления. Это событие имело огромное значение: граница отодвигалась далеко за Сомму, что прикрывало столицу и делало маловероятным глубокое проникновение врага на территорию страны, как это случилось в 1636 году. Этот успех вкупе с другими одержанными победами заставил Ришелье больше полагаться на военные действия, а не верить в неопределенность успеха мирных переговоров. Вместо того чтобы послать Мазарини на Рейн, он отправляет его в Северную Италию (которую Джулио хорошо знал), где положение вновь обострилось.

Проблема оставалась в основном той же: необходимо было помешать испанским войскам идти через альпийские долины и Савойю в Тироль и Франш-Конте. Приходилось рассчитывать на пьемонтский «запор» и стараться сохранить несколько ключевых позиций: Вальтелин, Мантую, Пиньероль, да еще полезную дружбу герцога Савойского. Увы, ситуация стала очень шаткой.