Мазарини

Тридцать пять лет назад голландский историк Эрнст Коссманн первым констатировал (сегодня труды Франсуазы Байяр позволяют нам увидеть это совершенно ясно), что в 1648 году проблема поиска денег стала столь острой, что правительство без конца почти агрессивно взывает к налогоплательщикам и финансистам (чья помощь в конечном итоге всегда оказывается самой действенной).

Вернемся ненадолго назад: по-прежнему необходимо было оплачивать войну, в том числе помогать союзникам, расходы превышали 120 миллионов ливров, то есть 10 тонн чистого серебра (или тонну золота). В 1647 году расходы достигли 143 миллионов: но где взять деньги? В 1645 году правительство нашло достаточно банкиров и подписало 7 откупных договоров (на 17 миллионов), 82 соглашения (на 47 миллионов) и выпустило не менее 238 заемов, гарантировавших не менее 102 миллионов, несмотря на то что «денежные мешки» знали: правительство возвратит деньги не раньше, чем через два года. И все-таки в 1647 году банкиры не побоялись оплатить 84% расходов государства (цифры Франсуазы Байяр).

Однако в 1648 году денежные господа решили уменьшить свой риск (им благоприятствовала «конъюнктура»), заключив около 20 договоров на сумму, не превышающую 10 миллионов… Именно поэтому Партичелли так яростно взялся за Париж, собираясь заставить столицу платить, но у него мало что вышло. Становится понятно, почему в том году все жаловались, что денег не хватает, что они не поступают, и не хотели рисковать. Говорили, будто королева берет в долг (у кого?) и закладывает (где?) драгоценности, принадлежащие короне, что, возможно, было правдой; Мазарини писал верному (тогда) Тюренну, что ссоры с парламентом «нас оставили совершенно без денег и закрыли все счета, неизвестно, куда обратиться, чтобы получить хотя бы малые суммы». Пришлось пожертвовать несчастным (и не слишком честным, и неумелым) суперинтендантом д'Эрли и заменить его храбрым маршалом Ламейерэ, чьим главным достоинством была родственная связь с Ришелье. Что мог сделать маршал: ведь доходы 1648, 1649 и 1650 годов были уже съедены? Следовало прибегнуть к жестким мерам.

Для начала Мазарини сократил проценты (с 15% до 10%, а затем и до 5%), выплачивавшиеся сторонникам реформы, арендаторам и финансистам, но этого оказалось недостаточно. Главное событие произошло 18 июля 1648 года, В тот день совет «в узком составе» (шесть министров и королева) решил аннулировать все заемы, договоры, вторичные и дополнительные договоры с передачей обязательств, авансы, предоставленные частным лицам на этот год и на следующие годы, «поскольку король посчитал, что не сможет покрыть военные и другие расходы, необходимые для сохранения государства, если оставит эти документы в силе». Иными словами, свершилось открытое банкротство, на время решившее все финансовые проблемы, чего и добивался Мазарини. Было объявлено, что проценты по аннулированным заемам будут выплачены… позже. Вслух об этом не говорилось, но речь шла вовсе не о безобидной мере. Если вспомнить, что, во всяком случае, две трети парламентариев и членов других судов (так называемых высших) были еще и финансистами, поручителями финансистов и кредиторами финансистов, легко будет понять смысл постановления от 18 июля. Королевское банкротство серьезно затрагивало всех этих людей, что они немедленно ощутили, неважно — питая надежду на будущие выплаты и компенсации или заранее похоронив их. Именно это обстоятельство — хотя о нем никогда не говорили вслух — должно было разжечь гнев парламентариев, толкнуть их на дерзкие поступки, возможно, воздвигнуть чуть позже три-четыре баррикады, но, конечно, не более того, поскольку сии господа никогда не забывали об осторожности.

Что до честных финансистов — если кого-то из них вздули или ограбили, — они, судя по всему, смирились, ожидая, куда подует ветер, и тайно оказывая помощь двору: в конце концов их судьба была связана с судьбой монархии, они жили ею, она — ими. Итак, поколебавшись какое-то время, банкиры искренне поддержали короля.

Все это время продолжались дискуссии между парламентом и Пале-Роялем. В конце июля королева сделала вид, что соглашается с тем, что оставалось от 27 статей, «осыпав розами ненавистных парламентариев». Но розы быстро вянут…

Напомним, что тогда же испанская армия, по-прежнему сильная, освободившаяся от врагов на севере, вновь попыталась открыть дорогу на Париж, заняв Ланс. Как раз в тот момент, когда Конде разбил испанцев, Бруссель и его клика, пребывая в невероятном возбуждении, затеяли тяжбу с «отвратительными откупщиками», с которыми не состояли в родстве (20—22 июля), что переполнило чашу терпения финансистов, Мазарини и королевы. Уже 25 июля они кинулись в атаку, воспользовавшись возвращением в Париж героя и его солдат и великолепным благодарственным молебном в соборе Парижской Богоматери, который должны были служить в среду, 26 августа.

Благодарственный молебен, 600 баррикад, 400 000 парижан и Мазарини