Маздак. Повести черных и красных песков

«Рыцарь Фицджеральд молит бога об этом ребенке…» Он не понимал языка, но знал, что написано на плотном куске пергамента. При чем здесь были выдуманные боги — каменные, деревянные. Или книжные!.. Размочив в роднике лепешку, он кормил ребенка. Мальчик жадно сосал хлебную кашицу, и в синих глазах его было удовольствие…

С ребенком на руках шел через пустыню человек. Тускло блестели каменные уступы. Холодно молчали звезды. Сгорающие камни чертили пустое небо…

Его звали Гияс-ад-Дин Абу-л-фатх Омар ибн Ибрахим. Он шел к своей юности — к черно-красному муравью на желтом стебле, к всепобеждающей мысли, к своей вечной Рей. Туда, где деревья цветут и осенью…

Хайям — Создающий шатры. Это арабское имя он сам придумал. Шатры нужны в дороге…

В ЧЕРНЫХ ПЕСКАХ

Дорогой памяти

Бориса Андреевича Лавренева

Пощади мое сердце

И волю мою укрепи.

Потому что мне снятся костры…

Эти кони истлели,

И сны эти очень стары.

Почему же мне снова приснились…

Нет, это сны революции!

Вл. Луговсвой.

Глава первая

Комиссар Савицкий задумчиво смотрел в мерцавшую ночными светлячками пустыню. Восемь дней и ночей по плоским такырам и сыпучим барханам гнался отряд за бандой. Сегодня ночью ее остатки укрылись за стенами старой крепости. Особый отряд атаковал ее на рассвете вместе с колючим ветром — афганцем. Ворвавшись туда, увидели только стреляные гильзы да несколько трупов. Кровавого Шамурад-хана среди них не было. Главарь белобасмачей исчез вместе со своим помощником — жандармским приставом Дудниковым. Обыскали каждый могильник, каждый сухой кустик, но никого не нашли. Ровный упругий ветер пустыни быстро засыпал гильзы и трупы.

К вечеру афганец стих. Расставив секреты, отряд спал. Измученные кони всхрапывали у древней стены.

Комиссару не спалось. Нервное напряжение последних дней и глухой клокочущий кашель вызвали болезненную бессонницу. Не давала покоя мысль: куда мог деться Шамурад-хан? Но пустыня после песчаной бури дышала легко и спокойно. Вид темных крепостных стен на фоне мягкого бархатного неба успокаивал и заставлял думать о чем-то неведомом, давно минувшем.

— Шел бы спать, Григорий.

Комиссар оторвался от своих мыслей и повернулся к часовому. Плечистый сормовец Телешов называл его по старой партийной кличке, под какой знали его на заводе. А настоящее-то его имя — Николай.

Внизу, в покинутом разрушенном ауле, залаяла собака.

— Бедно тоже живут тут… — Телешов ткнул в темноту спрятанной в рукав самокруткой. — Я думал, хуже, чем у нас, в Нижегородской, не найдется голи. А тут два барана да штаны — хозяин…

Комиссар молчал. Телешов уперся сапогом в отколовшийся кусок стены, и тот мягко покатился вниз, в темноту. Не успел затихнуть шорох от падающей глины, как оба насторожились. Возле большого могильника, где сложены были боеприпасы, послышался неясный шум. Крепость охранялась со всех сторон, и никого чужого здесь быть не могло…

Над могильником поднялся кто-то в мохнатой шапке и неслышными шагами двинулся в сторону, на мгновение остановился, потом направился прямо к ним.

— Стой! — негромко приказал Телешов и щелкнул затвором карабина. Человек остановился в трех шагах…

Комиссар зажег спичку. На него в упор смотрели черные немигающие глаза. Космы темной бараньей папахи свисали на лоб и узкие точеные скулы. Неизвестный стоял спокойно и ждал. Когда загорелась вторая спичка, он что-то коротко сказал. Комиссар уловил имя Шамурад-хана.

— Вот что, Степан: разбуди Рахимова, пусть с ним поговорит!..

Пока часовой ходил, ночной гость стоял как изваяние и смотрел куда-то в степь. Комиссара встревожил этот взгляд, и он правой рукой нащупал рукоятку нагана.

Подошел взводный Рахимов с фонарем. Комиссар внимательно разглядывал гостя Это был молодой туркмен, лет двадцати. Худое бесстрастное лицо его ничего не выражало. Такими же бесстрастными и холодными были глаза. Он смотрел прямо, не мигая.

Рахимов о чем-то спросил у него вполголоса. Тот, как бы нехотя, что-то ответил.

— Говорит, нет Шамурад-хана, бежал. А сам в наш отряд хочет… — перевел Рахимов. Пока он говорил, гость настороженно смотрел на него.

— Спроси его, как он попал в крепость, — сказал комиссар.

Гость, ничего не ответив, повернулся и пошел к могильнику. Телешов хотел его остановить, но комиссар сделал знак рукой и пошел за неизвестным.

В отряде уже никто не спал. Группа бойцов собралась возле могильника. Командир Пельтинь, высокий сухощавый латыш с рукой на свежей перевязи, как всегда молчал и угрюмо смотрел на гостя. Тот уверенными движениями разбрасывал сухой бурьян у края древней полуразрушенной ниши. Под ним оказался узкий глубокий проход. Гость прыгнул туда и исчез в темной впадине. Бойцы переглянулись. Комиссар шагнул вперед.