Мазепа

Мазепа отвечал: «Яйца курицу учат! Дурак разве я, чтобы прежде времени отступать, пока не увижу крайней нужды, пока не увижу, что царское величество не в силах будет защищать не только Украины, но и всего своего государства от шведской потенции? Уж я, будучи в Жолкве, докладывал царскому величеству: если король шведский и Станислав разделятся, и первый пойдет на государство Московское, а второй на Украину, то мы не можем оборониться от шведских и польских войск с нашим бессильным войском, подорванным и умаленным от частых походов и битв. Того ради просил я царское величество там же, в Жолкве, чтоб изволил придать нам в помощь, по крайней мере, хоть тысяч десять из своих регулярных войск, а его величество мне отвечал: „Не только десяти тысяч и десяти человек не могу дать; сами обороняйтесь, как можете“. И то еще меня понудило посылать этого ксендза-тринитара, капелляна княгини Дольской, в Саксонию (об иезуите Заленском Мазепа не вспомянул), чтобы там, видя какую-нибудь мою к себе инклинацию[132], не решались поступать с нами по-неприятельски и опустошать бедную Украину мечом и огнем. Тем не менее я буду сохранять верность царскому величеству до тех пор, пока не увижу, с какою потенцией король Станислав придет к украинским пределам и какой успех покажут шведские военные силы. Если мы увидим себя не в силах оборонять Украину и самих себя, то чего ради нам самим лезть в погибель и губить свою отчизну? Сам Бог и целый свет будет видеть, что мы по нуждерешились это сделать, что, как вольный и незавоеванный народ, мы старались всеми способами о нашей целости. Без крайней, последней нужды я не переменю моей верности к царскому величеству. Для этого я заблагорассудил писать к царскому величеству и послать эту записочку Станислава, ко мне писанную, в доказательство моей верности. Ты, не уходя отсюда, напиши одно письмо к царскому величеству, а другое — к Гаврилу Ивановичу Головкину. Мы в письмо вложим записку Станиславову в донесение царскому величеству».

Гетман дал своему писарю наставление, как составить донесение царю и письмо канцлеру Головкину. Писарь, по гетманскому приказанию, написал то и другое и представил гетману. Мазепа, взявши в руки написанные письма, сказал:

«У моей матери, игуменьи печерской, есть верный слуга и отчасти нам сродственник; она обещала через него послать эти письма Войнаровскому, а Войнаровский представит их царскому величеству и графу Гаврилу Ивановичу Головкину».

Но Мазепа обманул своего писаря, которому все еще не вполне доверял, особенно после того, как тот осмелился сделать замечание, что отступление от царя может не принести хороших последствий. По собственной душе знал хорошо Мазепа, как человек легко может пожертвовать всякими чувствами дружбы, привязанности, благодарности, когда представится искушение. Мазепа впоследствии сам сознался Орлику, что мать его, игуменья Магдалина, не отдала этих писем для отсылки Войнаровскому, но удержала у себя и пред своею кончиною (которая постигла ее очень скоро) вручила их жившей с нею внуке своей, племяннице Мазепы, панне Марианне, рожденной от второго брака сестры Мазепы, приказывая отдать по смерти ее эту записку гетману. Мазепа тогда, сообщая о том Орлику, прибавил, что «госпожа матка его просила одну богоугодно живущую черницу молиться Богу, чтоб Он сам указал: надобно ли посылать или удерживать эти письма, а этой чернице было такое откровение, что если эти письма пошлются, то гетман погибнет».

На другой день после откровенных объяснений с Орликом. 18 октября, Мазепа велел Орлику отписать Станиславу цифрами, что не может исполнить королевского указа по многим причинам, которые излагал в таком смысле: Киев и другие укрепленные пункты в Украине наполнены многочисленными московскими гарнизонами, «под которыми козаки, як перепелиця под ястребом, не могут головы поднести (поднять); кроме того, несколько тысяч великороссийского войска регулярного, хорошо обученного и снаряженного, находится при мне, гетмане; они наблюдают за всякими моими поступками и достаточно сильны, чтобы пресечь всякое противное начинание, а вся царская потенция находится в Польше недалеко от Украины. У нас в Украине и начальные и подначальные, и духовные и мирские особы, словно разные колеса, не в единомысленном согласии: те благоволят к протекции московской, другие — к турецкой, третьим по вкусу побратимство с татарами из врожденной антипатии к полякам. Самусь с прочими полковниками, старшинами и козаками Правобережной Украины, после недавних бунтов, нелегко склонятся к Речи Посполитой. Того ради надобно первее постараться привести к единомыслию войско и весь народ в Украине на обеих сторонах Днепра. Притом сама Речь Посполитая теперь раздвоена и сама с собою не в согласии». Мазепа обещал только не вредить ни в чем интересам Станислава и шведских войск. Он просил, чтобы Станислав прежде постарался привести в единство польскую Речь Посполитую настолько, чтоб она единогласно признавала его своим государем и королем.