Мазепа

На посланное 6 октября письмо Мазепа 10 числа того же месяца получил ответ. Царские министры сообщали, что, по совету с фельдмаршалом Шереметевым, они постановили послать царский указ киевскому воеводе князю Дм. Мих. Голицыну, чтоб он с царскими ратными людьми, находившимися в Киеве, и с пристойною артиллерией шел в средину Украины с целью не допускать в малороссийском народе «шатости». Гетман должен послать к нему для той же цели козацкий отряд из разных полков своего регимента, а сам со всем остальным войском немедленно должен идти к Новгород-Северску, расставить свое войско над Десною и сам лично приехать в главную армию для совета с фельдмаршалом. Выставлялась, между прочим, и такая необходимость его прибытия: в народе носились слухи, будто гетман покидает Украину во время неприятельского наступления и гетману следует своим появлением при царском войске рассеять такие слухи. Притом ему известны нравы и местные обычаи народа, и он может наставлять царских министров и военачальников. Своевольства, начавшиеся в Украине, скорее усмирятся, когда народ увидит, что великорусские войска, вместе с козаками, могут их усмирить. Насчет опасности вторжения Станислава министры успокаивали гетмана: слухи, полученные им о Станиславе, неверны; министрам, напротив, подлинно известно, что Станислав находится еще в Мариенбурге и ранее конца октября не выступит из Пруссии.

Страшная тревога волновала душу Мазепы. Он должен был скрываться и каждую минуту находиться в страхе, что вот-вот откроется его коварство, вот-вот министры догадаются. И действительно, кажется, министры уже начинали догадываться, что в поведении гетмана есть что-то зловещее, но никто не смел заявить об этом царю, так как Петр не переставал доверять честности и прямоте своего гетмана. Петр настолько верил в него, что когда ему представили показание Улашина, то он заботился о том, что гетман может этим потревожиться, и писал к Меншикову, чтобы князь повидался с гетманом и утешил его, потому что «бездельники опять своим воровством стали оскорблять его». Чтобы лучше отклонить от государя всякое подозрение на себя, гетман в этом же месяце октябре отправил к Петру войскового асаула Максимовича — одного из своих соумышленников — с просьбою дать указ утвердить и отмежевать земли, скупленные им у помещиков Рыльского уезда, и дозволить населить их пришлыми вольными людьми. Кто бы мог после этого подумать, что этот человек намерен оторваться от царской державы, когда он в этой державе приобретает себе поземельную собственность! Максимович от имени гетмана поднес царю в дар 2000 червонцев, а царь, вероятно, тогда в них нуждался. В то же время Мазепа поздравлял царя с победою при Лесном в красноречиво составленном письме, в котором, по своему обычаю, желал царю «до конца» сокрушить своих врагов. Царь после победы при Лесном находился в Смоленске и по обычаю своему, наблюдаемому после каждой военной удачи, праздновал победу, въезжал в город триумфально, при пушечной пальбе; за ним везли отнятые от неприятеля знамена и пушки; он посылал разные распоряжения на Дон, где князь Долгорукий добивал булавинцев, и на север, где Апраксин расправлялся с шведским генералом Либекером, а 20 октября выехал из Смоленска к войску в Украину.

Надобно было предупредить приезд царя и провести как-нибудь царских министров до тех пор, пока Карл подойдет поближе. Царь требовал во что бы то ни стало, чтобы Мазепа ехал к русским военачальникам на совет: Мазепа отвечал, что исполнит царский указ, хотя бы его постигла в пути смерть; он поплывет на судне из Салтыковой Девицы вверх по Десне, а потом по Борзне до города Борзны; cyxопутьем же, во время осенней колоти, ему ехать невозможно по причине его хирагрических и подагрических припадков. В это время собрал он старшин и сказал:

<Меня зовут в царское войско. Но там у меня есть искренние приятели; они предостерегли моего канцеляриста Болбота, чтобы я не ездил к царскому двору, а паче старался бы охранять и себя, и весь малороссийский народ; пусть бы всяк зарывал в землю все. что есть дорогого, потому что царь, не надеясь от Украины постоянства в случае неприятельского вторжения, хочет устроить что-то недоброе над гетманом и над всем народом». Это сообщалось под большим секретом.

Все это, как впоследствии оказалось, был вымысел, противоположный тому, что происходило на самом деле, — канцеляристу Болботу, напротив, говорили. что царь милостивее к гетману, чем к Меншикову, и не станет слушать никого, кто бы о нем дурно ни говорил. Относительно же совета зарывать в землю все дорогое — совет этот, как мы уже видели, давался и прежде гетманом в предостережение от шведов.