Мазепа

Как только татары увидали вдали гетманские полки, на них сразу нашел переполох. До них доходили вести, что в порубежных местах расставлены московские силы, а сзади все белогородские рати готовы против них к походу. Татары поспешно отступили к своему табору, оставленному под Китай-городком. Тут прибежал к Петрику какой-то козак и говорил, что отправлен от полтавского полковника Павла Герцика, стоявшего у городка Кобыляк. Он убеждал Петрика спешить к Полтаве, уверяя, что и полтавский полковник и весь Полтавский полк пристанут к Петрику, потому что все ненавидят москалей.

Сказанное козакам о Полтавском полке была ложь. Напротив, когда возмутительный универсал Петрика дошел в Полтаву, там был уже гетман и приказал послать к мятежнику написанный в гетманской канцелярии ответ от имени всего Полтавского полка в самом презрительном тоне. «Как смеешь ты гетманом именоваться? — было сказано в этом ответе. — Все мы, и старшие и меньшие, удивляемся твоему безумству: кто тебя, щенка такого, поставил начальником и опекуном над нами? С чего ты это убиваешься и заботишься о нашем житии? Мы знаем, что твой батько был нищий и жил у нас в Полтаве в богадельне, а ты, будучи в школе, валялся между нищими на улице и под окнами нашими выкормился объедками. Ты не только не был в рыцарских упражнениях, но и в домовых науках, а потом хоть и втерся в войсковую канцелярию, но там, обокравши товарищей и изменивши своему пану, убежал на Запорожье! Мы тому не верим, будто к тебе прибыл Калга-салтан; не надеемся, чтоб такая важная особа последовала за тобою, лгуном и щенком! Верно, цыган какой-нибудь собрал тысячную толпу оборвышей из татар и назвался салтаном!»

Письмо это показывает взгляд, образовавшийся тогда у малороссийских старшин по отношению к тем, которых они могли унижать за их простое происхождение. Письмо это, вероятно, принес Петрику тот козак. который выдавал себя посланным от Герцика, а. может быть, Петрик сам выдумал и сообщил Калге о такой присылке от Герцика; действительно же полученного письма, конечно, не показал салтану и убеждал последнего идти далее к Полтаве. Но Калга-салтан был в таком расположении, что, вместо похода далее в Украину, собрался со своею ордою отступать в Крым. К нему пришла весть, что в Крыму готовится переворот: мурзы недовольны ханом, хотят избрать другого, большинство вновь желает некогда бывшего в Крыму ханом Селим-Гирея и уже послали в Константинополь просить падишаха о его назначении.

Когда Петрик с Калгою ходили к Маячке, оставленные в таборе близ Китай-городка татары, по своему обычаю, стали расходиться небольшими загонами и ловить пленников с тем, чтобы гнать их в Крым. Петрик, по возвращении из-под Маячки, не без труда упросил Калгу отпустить на волю малороссиян, забранных татарами. Было бы чересчур, если бы после всех льстивых обещаний татарской дружбы, на которые был так щедр Петрик в своих универсалах, татары на первых же порах показали малороссиянам свою дружбу таким способом.

Первый поход Петрика до крайности уронил его в глазах народа: без того, может быть, нашлось бы более готовых увлечься его горячими возбуждениями. Да и татары неохотно шли с ним и теперь не слушали его убеждений. И пришлось ему ворочаться вспять за своими союзниками, а когда на возвратном пути достиг он до речки Татарки, то несколько сот запорожцев, приставших к нему в Каменном Затоне, ушли от него в Сечь: осталось их с ним человек восемьдесят самых забубенных. С ними Петрик следовал за Калгою-салтаном до Перекопа. Калга уехал в Крым, а Петрик, со своею купою удальцов, простоял под Перекопом в ханских окопах около трех месяцев. Из Перекопа выдавалось его козакам поденно пшено и по нескольку баранов для прокормления. Здесь посещали его малороссийские торговцы из Полтавского полка; он их принимал ласково, играя из себя роль гетмана, угощал горелкою и уверял, что скоро прибудет в Украину с татарскими вспомогательными силами. «Не добро вам с Москвою, — говорил он. — Я к чему намерился, то нонче исполню. Выгоню Москву, всех вас освобожу из московской неволи; станут люди из московских слобод переходить опять на чигиринскую сторону на прежнее жилье». Все ездившие в Крым за солью чумаки отдавали ему поклон, как батьку козацкому, потому что только по его ходатайству хан дозволял им ездить в свои владения для соляных промыслов, тогда как вообще малороссиянам, подданным царя московского, это не дозволялось, по поводу неприязненных отношений Крымского юрта к Московской державе.