Спрошенный потом поп Святайло показал, что о намерениях Мазепы слышал от одного Кочубея и по просьбе последнего приводил к нему свояка своего Петра Яценка. Когда гетман послал взять Кочубея в Диканьке, предуведомленный о том заранее Святайло поехал в Красный Кут и оттуда, по просьбе Кочубея и Искры, отправился с ними в Смоленск.[241]
Сотник Кованько, на которого указал Кочубей как на свидетеля, слышавшего слова ксендза Заленского в Печерском монастыре, показал, что видел какого-то ксендза у своего полковника, а как зовут ксендза — не знает; козаки, бывшие там, спросили ксендза: «Где швед?» Этот ксендз отвечал при нем: «Швед теперь притаился, но может вдруг поднять такой огонь, что не скоро затушишь!» Козаки спросили ксендза: «На кого пойдет швед, не на нас ли?» А ксендз отвечал: «Не на вас». Кованько больше ничего не слыхал, а Кочубей научил его говорить при царских министрах об этом «с иными околичностями». Таким образом, выходили не совсем те речи, какие приписывал этому ксендзу Кочубей в своем донесении. 24 апреля допрашивали Кованька вторично с пристрастием. Он объявил, что о неверности гетмана ничего не знает и ни от кого не слыхал, кроме Кочубея.[242]
Перекрест Петро Яценко объявил, что он был только передатчик, с Кочубеем прежде не был знаком, был у него один только раз при посредстве священника Святайла и получил от него изветс поручением передать его протопопу, духовнику государеву в Москве.
Писцы, бывшие с Кочубеем, сказали, что они не более как только переписывали то, что им давал Кочубей.
По поводу разноречия в показаниях первого привели к пытке Искру. «Никакой измены за гетманом не знаю, — показал он, — слышал о том только от Кочубея».
Его все-таки подвергли пытке и дали 10 ударов кнутом. Под пыткою Искра объявил: «Слышал я от Кочубея, что у него был совет с миргородским полковником Апостолом и с генеральным судьею Чуйкевичем против гетмана; думали они миргородского полковника избрать в гетманы. Чуйкевич к Кочубею присылал записку, где писал: „За Днепром огонь загорается, сохрани Бог, как бы и у нас не загорелся“.
Тогда приведен был к пытке Кочубей. Не допуская себя до мучений, он объявил, что никакой измены за гетманом не знает[243]
, что все это выдумал он по домашней к гетману злобе, а Чуйкевич такой записки, как говорит Искра, ему не писывал.Искру вторично подвергли пытке на том основании, что Кочубей отрицал то, что показывал Искра. Дали Искре еще восемь ударов. Искра подтвердил, что за гетманом ничего не знает, кроме верности его государю. Весь донос выдумал Кочубей по злобе на гетмана, а его. Искру, убедил пристать по свойству и по дружбе.
Привели к пытке Кочубея. Еще раз, желая избегнуть мучений, он твердо уверял, что затеял на гетмана ложный донос по злобе, а от миргородского полковника ничего не слыхал, кроме того только, что тот запискою предостерег его в то время, когда гетман посылал взять его в Диканьке. Но Кочубея все-таки подвергли пытке и дали ему пять ударов. Допытывались от него: «Не было ли ему подсылки от неприятелей, не затеял ли он доноса по неприятельским фракциям, чтобы низвергнуть гетмана и выбрать иного к тому их злому начинанию склонного и кто были еще его единомышленники?» Кочубей повторял все то же, что и прежде: не знает он никакой неверности за гетманом, не было никаких от неприятелей подсылок, не было у него единомышленников, кроме Искры, и весь донос затеял он на гетмана ложно.[244]
Головкин писал к гетману, что следует, заковавши в железах, прислать миргородского полковника к следствию о деле Кочубея и Искры. Несколько раз повторялось это требование. Мазепа всеми способами старался выгородить Апостола и отписывался тем, что посылать его скованным опасно, чтобы не произошло волнение между козаками.[245]
27 апреля взяты в бумагах Кочубея челобитная на имя государя, где изложена настоящая причина злобы к гетману, письма гетмана к Кочубеевой Мотре и письмо самого гетмана по этому поводу. Поп Иван Святайло сознался, что челобитную составлял он, со слов Кочубея, который просил его, как духовную особу, сочинить, «вынимая тексты из Священного Писания».[246]