Мажарин

— Режим. Организм уже привык. Больше времени на сон мне не нужно. С ума буду сходить.

— Завтрак сделать?

— А ты умеешь? — поддел ее.

— Я ни хрена не умею, но постараюсь, — довольно кивнула Стэльмах.

— Давай. И пусть Мажарин падет жертвой твоих первых кулинарных потуг, — снова засмеялся и надел бейсболку.

Марина протянула к нему руки, пошевелила пальцами, подзывая. Сергей склонился и поцеловал ее в губы.

— Кашу хочу кукурузную.

— О, господи, сейчас будет мне испытание.

— На профпригодность.

— Не ходи. Вон, дождик капает, — поморщилась, уговаривая, конечно, больше для провокации.

— Пофиг. Надо.

— Ладно, иди. Я пойду разрушать твою кухню.

Сергей ушел. Маришка резво соскочила с кровати и пошла умываться.

Она снова потеряла сон. Но теперь по другой причине — не от нервного перенапряжения и бесконечных переживаний. Не могла спать, если Мажарин бодрствовал.

Дома Маринка уже три дня не появлялась. За вещами не поехала. Вызвонила Нинку, прошвырнулась с ней по магазинам и купила себе самое необходимое. На первое время хватит, а там видно будет. Егор пару раз звонил. Пьяный был, кажется. Она заверила, что с ней всё нормально, и он успокоился. Наверное, потому что мило с ним разговаривала, чтобы не злить и не провоцировать. Может, хоть немного даст ей пожить спокойно.

Очень хотелось. Пусть и сидели глубоко еще страхи и волнения, но такого умиротворения в душе, как сейчас, Марина давно не испытывала.

Мажарин, конечно, поржал над ней, знал, что готовить она не умеет. И это правда. Но с кашей она точно справится. Еще омлет сумеет пожарить и яичницу. А так придется Серёге и дальше самому себе котлеты жарить, тут она не помощник. Не то чтобы руки, как говорится, не из того места, просто никогда не стремилась научиться. У них в доме всю жизнь домработница, а для Егора готовить не хотелось принципиально.

Пока думала о своей дрянной жизни, сварила Мажарину кашу. Для него она с удовольствием. Для него вообще приятно что-то делать. Он благодарный, отзывчивый какой-то. Теплый. Думала, что в жизни так не бывает, чтобы всё в человеке нравилось. Всё. Без раздумий, без сомнений.

Когда смотришь в глаза и не можешь взгляд отвести; слушаешь и не хочешь, чтобы замолкал; обнимаешь и не можешь отпустить. Улыбается он — смеешься тоже, хочешь, чтобы поближе был. На два часа уйдет в спортзал — душа не на месте. Никакие великие основания для этих ощущений не нужны, сами по себе чувства возникли. И жили, и крепли.

Мажарин вернулся с пробежки мокрый от дождя и пота, раскрасневшийся. Спросил, получилась ли каша, и ушел в душ. Пришел на кухню взъерошенный, Маринка потрепала его по влажным волосам, и они сели завтракать.

— Тебя дома не потеряют? — Сергей разглядывал ее лицо, подумав, что оно сейчас совсем другое. И не из-за отсутствия косметики. Марина никогда ею не злоупотребляла.

— Так скажем, дома не будут сильно горевать, даже если я потеряюсь, — сказала она, оставаясь невозмутимой, будто разговор не ее лично касался.

— Почему? — спросил расслабленно, готовый ко всяким сюрпризам. Со Стэльмах, видимо, по-другому не будет.

— Я живу с братом. И отношения у нас не очень.

— А родители? — поинтересовался, хотя уже знал кое-что от Нины. Поспрашивал. Она рассказала, что родителей у Маринки нет и живет она с братом.

Сама Марина ничего не говорила, но это как раз не удивляло. Не начнешь же исповедоваться на пустом месте. Как-то коснулись в разговоре его семьи, и он объяснил, что его родители погибли давно, а растили его бабушка с дедушкой.

Трагедию из этого не делал, горе оно и есть горе, чего утрировать столько лет прошло. Всё пережито, прожито. Всё сложилось так, как сложилось.

— Родителей уже нет. — Вздохнула и добавила, смутившись: — Ты тоже ничему не удивляйся.

— Хорошо, не буду, — спокойно пообещал Мажарин.

Маринка улыбнулась его невозмутимости и качнула головой. Не очень приятно выдавать о своей семье такие факты, но придется рассказывать: откровенность всегда требует ответной откровенности.

— Егор… это мой брат… Он мне только по отцу брат. Матери у нас разные, у отца была другая семья. Жена, ребенок. У мамы была связь с отцом.

Мама умерла в тридцать восемь лет от инсульта, мне было двенадцать. Всё внезапно случилось, неожиданно. Отец взял меня к себе. Жена была против, семья развалилась, братик меня возненавидел.

— Папа погулял. А ты причем?

— Вот и я не знаю.

— Брат старший?

— Да. Он на десять лет меня старше. Сам понимаешь, в двадцать два года получить неожиданный подарочек в виде сестренки… Он так и не смирился с этим. Он не считает меня сестрой, я для него чужой человек.

— Чем занимается?

— У него фирмы туристические. От отца. Но, по-моему, дела там идут не очень хорошо.

Поэтому он сейчас вообще не в себе.

— Тебя долбит.

— Угу.

— Это очень шаткий бизнес, его завалить много ума не надо. Ветер подул не в ту сторону, и всё.

— Да. А Егор хочет, чтобы всё само делалось и само работало.

— Само. Само ничего не бывает. Ну, лично у меня, — хмыкнул Мажарин и замолчал, ожидая продолжения.

Но Марина молчала тоже, решив, что всё уже сказано, и налила им кофе.

— Пойдем на диване поваляемся.