Ага! Не только я быстро соображаю! Вон Балагур, уже делает вид, что ему в туалет надо, а Хан, Пепел, Молот и Листик— тащат Васильева и Степаныча, и никак они в двери не лезут…
И у меня вот вопросов целый воз. А как же? Когда же ещё, если не сейчас?
– Командир, это что же получается, чуйка подвела что ли?
– Ты о чём… Да осторожней прибьёте же Деда. Ты о чём старшина? Вы нахрена майора вперёд ногами тащите, уроды? Мажор, давай потом. Млять, да отберите вы у этого алкаша бутылку. Ну и что, что не отдаёт! Отберите. Степаныч, отдай сволочь. Отдай, говорю! А хрен с ним, так тащите…
Кстати, вот что интересно… Ходить могут сами, а таскать всё равно пришлось. Что? Я забыл сказать? Ох, ты ж. С этим напрягом всё из головы вылетело.
Стоило автобусу тронуться с места, как вроде только что полумёртвый майор, перестал храпеть и сообщил:
– Руслан Иваныч, если наблюдатели не съедут с катушек, то я точно… – Васильев поудобней пристроил под голову свою неизменную папочку, которую до этого сжимал мёртвой хваткой.
– А тебя зачем тащили?
– Для введения в заблуждение, – на втором слове слегка запнулся, похоже выпито всё же было изрядно. – Вот только Степаныч, похоже, увлёкся…
– Угу… – подал голос только, что «мёртвый» прапорщик, – не родился ещё такой генерал, а тем более майор – который сможет перепить меня. А вы ещё и шансов им не дали, – отворачивается, обиженно бурча.
Вот что тут сказать? А кто его знает? В результате оба так и лежали всю дорогу не рискуя отсвечивать. Вот и получается, что отцы-командиры опять проворачивают какую-то аферу, а таскаем мы. Хотя есть польза. Есть. Балагур, весьма благополучно, свалил… Как говорится, РПГ с глаз долой, глядишь нарядом меньше.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Следующий день оказался весьма интересным. Я бы даже сказал насыщенным, разного рода информацией… Заставляющей мой бедный мозг плавиться.
После посещения столовки, Рогожин отправил парней размяться на полосу препятствий, после чего требовалось хорошенько намять бока друг другу. А меня потащил за собой, любоваться на помятые лица Степаныча и Васильева. Хотя прапорщик выглядел вполне себе здоровым и явно похмелившимся. Сидел себе на крылечке и покуривал… Для начала здороваемся…
– Живой? – поинтересовался у него Рогожин.
– А то! – Степаныч довольно прищурился. – Спасибо хлопцам: надолго вперёд лекарством обеспечили.
Расплываюсь в довольной улыбке – пригодился коньячок. А то помер бы Дед с похмелья.
– Рады стараться, всё для любимого начальства.
Степаныч улыбнувшись, подмигивает:
– Чья была идея?
Чешу затылок:
– Ну, хомяк буйствовал у всех, но мой, пожалуй, оказался самым жадным.
– Эх, моя школа, – расплывается в довольной улыбке.
– Не увлекайся, а то и правда, траншею рыть заставлю, – нахмурился капитан.
– Тю, товарищу капитану, это когда я норму свою нарушал?
– Напомнить?
– Так-то когда было? Заметь, если бы не тот случай, могли бы и не встретиться, – слегка грустно произнёс Степаныч. И уже более уверенно: – А вчера не в счёт, тем более что норму я не превышал.
– Но пытался!
– Так ведь ты на меня так орал, что я аж поверил.
– И поэтому решил догнаться? Чтоб не страшно было?
– Вот-вот, так всё и было! – тут же подтвердил явно понравившуюся версию событий Степаныч. Теперь-то ничего придумывать в оправдание не нужно – лопата и лом уплыли в заоблачные дали. А может, и не было их: – Тем более что я был в порядке… Ну, почти…
– Эх, пороть тебя в детстве надо было. Жаль не дожил до того момента, ты бы у меня вообще от выпивки отказался.
– Мне тоже жаль, – лицо Степаныча стало грустным-грустным.
– А чтоб тебя, – махнул рукой Рогожин. – Как там майор?
– Помирает, – Степаныч разводит руками, – намешал изрядно, вот и плохо ему. Налил коньяка, а он даже смотреть не хочет. Говорит, что стошнит его. Поставил напариваться укрепляющий настой. Но если не примет… – вновь разводит руками.
– Пошли, посмотрим, – бросил на ходу капитан, поднимаясь по ступенькам.
Да уж… Выглядит Васильев весьма хреново. Смешивать последнее дело – по себе знаю. Сидит за столом в каморке Степаныча, подперев голову руками, и с тоской смотрит на стакан, до половины наполненный коньяком. На приветствие лишь слабо шевельнул рукой и больным голосом протянул:
– Руслан, если мне ещё раз в голову придёт «гениальная» мысль, ты меня сразу пристрели – чтоб не мучился. С рождения дочери так не пил, – и на мгновение, замолчав, поправился: – Нет, даже тогда столько не выпил.
– Ну, ещё бы, – вполне уже довольный жизнью Степаныч, аккуратно сцеживает какой-то отвар в кружку. – Коньяк, вино, пиво – адская смесь.
– Руслан, скажи, я хоть не зря страдаю? – голосом умирающего лебедя поинтересовался майор.
«Прав я оказался – похоже, что отцы-командиры всё же какую-то аферу проворачивали?» – мысленно чешу затылок, пристраивая зад на пустующий табурет.
– Коньяк пей, – жёстким голосом скомандовал Рогожин.
– Тошнит…
– Надо, Федя, надо!
– Я не Федя.
– Да? Ты уверен? Тогда тем более пей!
Васильев с тоской посмотрел на стакан, зажмурился и, выдохнув воздух, заглотил. С задумчиво-болезненным видом посидел и удивлённо произнёс:
– Прижилось…