Мажор для оборванца

– Он твой брат, так что я тебя понимаю. Но у нас сын, и я не хочу, чтобы он думал, что однополые отношения – это норма. Такого не будет. От влияния Гены Антона нужно оградить.

Пингвин не стал спорить с тем, пелёнками пользоваться или памперсами, но здесь стоял будто камень. По их тону, выбору слов и даже выражению лиц я видел: этот разговор повторялся уже много раз, и ни сестра, ни Пингвин не собирались сдавать позиции.

– Тоше семь месяцев, – сказала сестра. – Какое такое негативное влияние Гена может на него оказать?

– Такое, – резко ответил Пингвин. – Мало ли, чем он от того мужика заразится. Или с кем он ещё спит. В этой среде… сама знаешь… болезни… Это помимо всего остального!

Слушая Пенгина, я медленно (на самом деле, быстро, аж скворчало внутри) закипал. Его слова доходили, как сквозь слои ваты.

– Заткнись, а, – посоветовал я, но Пингвин не заткнулся, а переключился на меня:

– Ну и, расскажи-ка, в чём я ошибаюсь?

– Для начала ты мне расскажи, какого хрена молчал до сих пор? Я бы ещё осенью с братом поговорил, убедил бы его не ввязываться в эти отношения. И вот, прошло, бл…

У Ирки потяжелел взгляд, и я мгновенно исправился:

– …блинский блин, полгода, и я об этом узнаю от него, от Гены, а не от тебя, Жора, и не от тебя, Ира. Вы хоть с ним говорили? Вы пробовали его переубедить? Вы объясняли ему, что он со своей жизнью делает?

Пингвин скрестил руки на груди. Ира села у стола, выпила стакан воды до дна – кормящая мама, она единственная даже не пригубила.

– Он любит Костю, – сказала она. – В этом всё и дело, Даня. Наш Гена своего Костю по-настоящему любит. Он знает о последствиях, о рисках, он всё это знает, но для него Костя важней. Намного важней даже того, чтобы сюда приходить. Так что ты не думай, что всё это несерьёзно.

Любовь-любовь, любовь-морковь. Я слушал Иру и недоумевал. По слогам и большими буквами недоумевал. Она что, это серьёзно?

Да, Ирка оказалась настроена весьма решительно и стояла насмерть, доказывая, что, во-первых, Гена любит этого своего Костю, во-вторых, для них обоих их отношения очень важны, в-третьих, я недооцениваю их чувства и, в-четвёртых, недооцениваю чувства вообще. Мне в ответ на все эти речи хотелось сказать только одно: «Кака така любофф?», хотя про сучку крашеную тут уже было не к месту.

Пингвин сидел, нахохлившись, скрестив руки на груди, молчал, как партизан на допросе. И я знал, что это значит: они с Ирой спорили уже миллион раз и не пришли к общему мнению. Практический вывод: ввязываться в спор с Иркой не стоило. Она размахивала руками, её глаза блестели, грудь вздымалась, голос звучал громко, чётко и звонко. Настоящая валькирия, прямо флаг в руки и в бой. Сестричка закусила удила, села на любимого пегаса, и её не остановил бы и поезд.

– Ну хорошо-хорошо, я всё понял. – Я даже руки поднял открытыми ладонями вверх. – Сдаюсь. Один любит, второй любит, они любят друг друга. И все эти чувства очень важны, а не простое оправдание для банального траха.

Мне следовало выбирать слова получше. В наказание за «трах» я получил лекцию на тему: «Ты не веришь в любовь».

Пингвин молчал. Изредка кусал себя за щеку изнутри, но не произносил ни единого слова.

– Хорошо-хорошо, я всё понял! – взмолился я, лишь бы не слушать в надцатый раз про любовь, доверие, близость, общность и прочее. – Жора, а не выйти ли нам покурить?

– Да, хорошо бы, – сказал тот и встал.

Ира на него очень внимательно посмотрела, и Пенгин сказал:

– Мы выйдем, на лестнице постоим. – Улыбнулся мягко, коснулся Ириной руки. – А что у нас к чаю? Я там сладкий рулет на всякий случай купил.

– Я видела. Не нужно было. – Она улыбнулась. – Я морковный пирог испекла, с финиками, как ты любишь. Дэну всё равно, он у нас мясоед на первое, второе и третье.

– Твой пирог я очень люблю. – Он погладил её по руке, и я остро почувствовал себя третьим лишним. Ничего такого не произошло, но вот честно, проще, наверное, смотреть на их домашнее порно, чем на чувства, которые вот они, не срывая ни от кого.

Мы с Пингвином, не сговариваясь, поднялись на пару пролётов наверх. Чем выше, тем лучше становился вид на город. На той стороне реки все в огнях стояли высотки, по мосту полз светящийся змей из вереницы машин.

Пингвин достал початую пачку, но я покачал головой.

– Бросил сразу, как в армию загребли. Хоть какую-то с этого получил пользу.

С понимающей улыбкой он пожал плечами и сунул пачку обратно в карман.

– Я тоже бросил. Только Ире не говори. Я иногда выхожу покурить, ну так, чтобы продышаться, остыть, помедитировать на закат. Иногда это нужно.

Ну ещё бы. С Иркой не забалуешь, она у нас строгая госпожа. Но помогать мне не станет, можно даже не заикаться про свой гениальный план. А вот Пенгин вполне мог помочь. Он совсем не тупой, а такой хваткий и непростой, чёткий, и только на фоне Иры иногда выглядит размазнёй. Не моё дело, конечно – их всё устраивает, ну и ладно.

– Я хочу вытащить брата, – признался я. – А Ирка заладила: любовь-любовь. Какая такая любовь к бабе с хреном?