Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка (СИ)

— Ты о моей маме говоришь? Да, Егор? — шепотом произнесла Ульяна.

— Не торопите события, ваша светлость.

— Какая я тебе светлость! Крестьянкина дочь… — усмехнулась она. — Скажи хоть, она жива?

— И да, и нет, — загадочно ответил Егор. — Да вы не спешите, слушайте. Как вошла в пору юности Фекла, так повстречала мужчину, в которого влюбилась без памяти. И он ее полюбил всем сердцем.

— Полюбил? Точно полюбил? Не использовал? — опять перебила Егора Ульяна.

— Говорят, полюбил. Да так, что поехал к родителям в Москву благословения на брак просить. Хоть и был он дворянином, а она — простой крестьянкой.

— Быть такого не может…

— Так я за что купил, за то и продаю, — хмыкнул Егор. — Не рассказывать дальше?

— Рассказывай!

— Вы уж простите, Ульяна Дмитриевна, говорю, как есть. Когда жених уехал, Фекла поняла, что… понесла. Дело молодое, не удержались они… согрешили. Подарила она князю девичью невинность.

— Все же князю… — прошептала Ульяна.

Егор сделал вид, будто не оговорился.

— Путь до Москвы не близкий, сами знаете. А дома отец с матерью прознали о грехе дочери.

— Ужас какой! — вырвалось у Ульяны.

Кое-что о крестьянских нравах и она знала. Недаром в Стожарах росла. Редко какой отец поступал иначе в то время, ведь незамужняя дочь не только себя позорила беременностью, но и всю семью. С такими девушками поступали жестоко — избивали почти до смерти, выгоняли из дома.

— Не говори, что с ней сделали! Не говори! — затараторила Ульяна, едва Егор набрал в грудь воздуха, чтобы продолжить рассказ. — Скажи, что после было. Ведь она выжила, правда?

— Выжила. И ребенка… чудом сохранила, — подтвердил он. — В монастырь она ушла, к двоюродной тетке. Там ребенка родила, втайне от всех. Да в монастыре и осталась. Иночество приняла, грехи замаливала.

— А князь? — выдохнула Ульяна. — Он не вернулся?

— Вернулся, но поздно. Родители запретили ему жениться на крестьянке. Так говорят. И задержали его в Москве на год. А он все же вернулся за Феклой. Только… поздно. С трудом нашел ее, но она его не приняла, и разговаривать не стала. А ребенка он из приюта забрал. Дочку…

— Дочку… — эхом повторила Ульяна.

И расплакалась, закрыв лицо руками.

— Ульяна Дмитриевна, право слово… — расстроился Егор. — Чего теперь-то плакать? Это всего лишь история. И не факт, что ваша.

— Как не моя? Моя! — возразила Ульяна. — Я сердцем чувствую, что моя!

— Мне имен не назвали. Честное слово, Ульяна Дмитриевна. И инокиня та… говорят, что до сих пор здесь живет. А как звать ее — не ведаю.

— Это уже неважно, — призналась Ульяна. — То есть, я хотела бы с ней познакомиться, поговорить… Кто не хочет обнять родную мать? Но… я ведь и надежду почти потеряла найти ее. А тут… теперь я знаю, кто она. Понимаю, почему она меня… оставила.

— Понимаете? — Егор как-то странно на нее посмотрел. — Вам повезло.

— Да, повезло! — подхватила она. — Именно! И все благодаря тебе!

— Э, нет, — возразил он. — Это вы ее искали. Я только помог немного.

— Нет… — Ульяна неожиданно для себя самой взяла его за руку. — Нет, это все ты. Я этого никогда не забуду.

Егор осторожно высвободил руку.

— Что теперь планируете делать? — спросил он.

— Завтра домой поедем, — ответила Ульяна. — Я пожертвование большое сделаю. Она поймет. Если захочет… встречусь с ней в следующий раз. Я еще сюда приеду.

— Хорошо, — кивнул Егор. — Ульяна Дмитриевна, вы мне отпуск обещали…

— Я помню. Используй его, как вернемся. Ты его заслужил.

В ту ночь Ульяна не сомкнула глаз, и отправилась к заутрене с другими монахинями. Все же хотелось ей увидеть мать. Понять, что вот она, узнать ее лицо. Но служба шла, как обычно. Монахини прятали лица. И никто не пытался рассмотреть Ульяну, никто не проявил к ней интереса.

Глава сорок вторая, в которой герой принимает удар на себя

Выехав из монастыря, Егор вынужден был остановить лошадь. На дороге стояла монахиня, и уступать им путь она явно не собиралась.

— Ульяна Дмитриевна, кажется, она к вам, — тихо произнес Егор.

И помог ей выбраться из коляски.

Побледневшая Ульяна подошла к монахине, совершила уставной поклон. Они о чем-то поговорили, недолго, монахиня вложила Ульяне что-то в ладонь и перекрестила, благословляя. После чего Ульяна вернулась и села в коляску.

— Поедем, — сказала она Егору.

Монахиня отошла на обочину дороги. Проезжая мимо нее, Егор вежливо склонил голову.

— Это она? — спросил он, когда монастырь скрылся за очередным поворотом.

— Не знаю. Наверное, — прошептала Ульяна. — Наверняка.

Выходит, не хватило духу у матери Фионы открыться дочери. Это Лев нашел ее. Он и рассказал Егору, что мать Ульяны живет казначеей в монастыре. Егору только и оставалось, что обставить все так, будто встреча произошла случайно, не называя имен. Надеялся он, что мать, увидев взрослую дочь, сама захочет с ней поговорить.

— Уверена, что она, — добавила Ульяна. — Она мне образок Иулиании Лазаревской подарила, из золота сделанный. За пожертвования поблагодарила. Спросила, приеду ли еще. Сказала, что не успела… раньше подойти.

Она раскрыла ладонь и показала Егору образок.