Мажор. Недетские игры (СИ)

Сердце исполосовано взглядом лисицы. Ей было больно. Больнее, чем мне сейчас. Сашин страх, застывший в глазах, иссушил вены за доли секунды и заставлял эти самые вены выдергивать из тела без капли анестезии.

Чувствую себя бесполезным и разбитым трупом.

Из рассеченной брови хлещет кровь. Она стекает по глазу, и я вижу все в красно-багряном свете. Легкие вынуты, дышать не получается совсем. Боль и ломота в теле, как при температуре больше сорока градусов.

Не могу понять, много ли прошло времени с отъезда Рама. Достаю телефон. Экран разбит в мелкую сетку.

Похуй.

Пальцем снимаю блокировку и открываю список вызовов.

Перед глазами расплывчатая масса, и глазные яблоки режет до тошноты.

«Отец» – зигзагами из-за трещин надпись горит.

Тахикардия жуткая, удары мощные, словно до сих пор бьют. Изнутри вырывается, противно ему в моем теле быть. Не заслужил иметь сердце. Ведь я бесчеловечный придурок.

– Пап, – через силу говорю.

Во рту сухость, на языке металлический привкус собственной крови.

– Мне помощь нужна.

Откидываюсь назад и снова бьюсь головой. Больно. Но говорить и просить помощи у отца еще больней.

– С тобой все в порядке, Стас? – обеспокоенно спрашивает, вызывая во мне тухлую ухмылку.

– Найди лисицу, пожалуйста.

Схлопнуться бы, сжаться, пока не исчезнешь в другое измерение. Чтобы изнутри разорвало к чертовой матери. Ведь она там, с ним, а я не смог ее защитить.

– Сашу. Белинскую. Она девушка моя.

Не знаю, почему решил именно его набрать. Надеялся на что-то. А услышав громкий смех отца в динамике, как к пропасти подошел.

– Ты где? Голос у тебя странный. Все в порядке?

Я далеко не в порядке, но это не связано с тем, что у меня разбита бровь, возможно сотрясение, и тело не подчиняется. Это вообще неважно, когда Сашка, моя лисица, в опасности.

С каждой секундой паника, как дождь, начинает капать на меня, промачивая всего насквозь.

– Адрес говори! – выкрикивает.

Неужели волнуется?

Называю по памяти адрес этой кальянной и сбрасываю вызов. Встать пробую. Голова кружится и тошнит сильнее. Сжимаю ладонью горло, чтобы сдержать рвотные позыва. В голову бьется поток крови, повышая давление до предельных значений.

Мне казалось, что Рама можно переубедить. В конце концов, за все время он должен был найти уже себе нормальную девчонку, чтобы отстать от моей лисицы. Всегда же так было!

Ненавижу, суку. И себя тоже.

Пока дохожу до машины, задевая все на своем пути, пробую дозвониться до Исаева. У него отец – адвокат. Он же сможет помочь? Связи, связи, мне нужно много связей, чтобы найти этого подонка.

Костян в шоке.

Отец заезжает на парковку со свистом, когда я собирался уже набирать Белинского. Мне нужна любая помощь.

Сжимаю телефон в руке, доламывая, когда встречаюсь взглядом с папой. Он в гневе. Осматривает ошарашенно и ни слова не говорит.

Отходит и перекатывается с пятки на носок. Его любимая поза, когда он что-то важное обдумывает.

У меня время сквозь пальцы бежит.

– Ты знаешь, кто это сделал?

– Неважно. Найди Сашу. Он увез ее, и надо срочно вытащить лисицу.

– Да мне плевать на нее! – кричит так громко, что в ушах ощущается влага из нового потока крови.

– Мне не плевать, пап.

Отворачиваюсь, чтобы не видеть его раздражения. Он смотрит с жалостью, да и я сам чувствую себя таким. Неспособным защитить свою девушку.

Я так ни разу и не сказал ей о своих чувствах. А их там много внутри, что, когда лисицы нет рядом, тону в них. Лишь Белинская знает, как управлять ими. Взглядом подчиняет, голосом, поцелуями.

Ее влюбленность лекарством оказалась. Из циничного подонка я в человека превратился. Обратный путь в ее глазах только очень коротким стал.Ненависть была такой же жгучей, как и страх, когда я последний раз смотрел на Сашу.

– Дурак! – выплевывает мерзко. – Сдалась тебе эта прокурорская дочь?

– Нужна мне. Я…

– Любишь ее? – с презрительным взглядом говорит и прочесывает языком зубы. Размышляет о чем-то.

А я готов унижаться перед ним и согласиться на все, лишь бы отец помог. В его власти найти Сашу за минуты. Связи, о которых все мечтают, находятся сейчас в руках моего отца. Один-два звонка, и я буду знать о месте нахождения своей лисицы.

Душу только продам. Отцу своему.

– Ты не можешь ее любить. Потому что такой же циничный урод, как и я. Мы не умеем любить, только пользоваться людьми в своих интересах. Или играть с ними ради развлечения.

Перебрасываю резко свой уставший взгляд с асфальта прямо на отца. Замираю, дышать прекращаю.

– Думал, не узнаю, что ты играл с ней?

– Я не играл… не играл… – твержу как заклинание. Убедить себя пытаюсь.

А по всему телу воспламеняющая жидкость из правды зажигается. Вместо костей встраивается, мышц, крови, жил – всё из гнусности состоит, вранья и предательства. Я противен сам себе.

– Ты как я, Стас. Прими это уже. Мы эгоисты и ими же остаемся. Любить нельзя. Это чувство для слабых и обездоленных. Мой сын не может таким быть. Он сильный и упертый.

Трясет за плечи. Тело ломается, как хрупкая ветка, а я не чувствую уже ничего.

– Может, она вообще сама с ним уехала, а? Ты плохо знаешь баб, сын. Они те еще суки.