Мажор по соседству. Сердце на куски (СИ)

Проклятая ведьма, все-таки сделала своё страшное дело – довела меня до ручки. И теперь я как долбанный сталкер бреду по её следу, вынюхиваю, скалюсь и исхожу слюной, мечтая поскорее уже прибрать ее охренительное тело к рукам.

Она будет моей. Я ее замараю. Испорчу. Без шансов.

А то, что рядом с ней опять недобитый любитель стриптиза ошивается? Ну, так это дело поправимое. И как бы сам напросился, нечего мне дорогу туда-сюда перебегать. В очередь, я сказал!

С утра сбежала, бесстыжая девчонка. А потому я по геолокациям целый день отслеживаю ее перемещения. Сначала в кафе заседала со своей рыжей подружайкой. Прикрыл глаза и усмехнулся. Интересно, она поведала, что я почти засунул свой язык к ней в рот? Даю руку на отсечение, что так и было. А еще ставлю, что она с пеной у рта пыталась убедить подругу и себя в том, что я ей противен и дальше по списку – такой, сякой, растакой...

Дальше на картингах умотала кататься. И вот тут я себе чуть зубы в порошок не раскрошил и заодно лицо ее гребаного Фёдора. Все рядом с ней трётся, культяпки к моему тянет.

Вспыхнул моментально. Почти подорвался на собственных же негативных эмоциях. Тормознул только тогда, когда испуганно замер и еще раз прокрутил туда-сюда-обратно испытываемые эмоции. Ревность? Да я вас умоляю! П-ф-ф, просто чувство собственности, замешанное на брезгливости.

Я там хотел быть первым.

Хрен знает, но я готов был поручиться, что Ляля Зарецкая была нестреляным воробьем.

А я да! Планировал ее всю изрешетить своими пулями, а там хоть трава не расти.

И, конечно, я ее караулил. Стоял на балконе и полировал взглядом двор и проезжую часть у ворот. А затем трехэтажно выругался, когда увидел, что со стороны метро, под ручки (чтоб их черти драли!) идут моя (моя, я сказал!) Лялька и этот полупокер в очках.

Клянусь, если бы у меня на сегодняшний вечер не было бы наполеоновских планов с участием Зарецкой на моей кровати, то я бы пересчитал кулаком все зубы у этого сохранившегося смертника. А так… считайте, что дятлу обыкновенному повезло, что я сегодня такой миролюбивый и любвеобильный.

Шутю, любвеобильный я всегда.

Но оставим лирику в сторону и вернемся к нашим птичкам.

С балкона иду в прихожую и жду, когда же «сладкая» парочка появится на лестничной площадке. И, когда это случается, я сразу же выхожу и мастерски отыгрываю свою роль убитого горем собачника, по ходу пьесы уговаривая себя не избивать прямо тут и прямо сейчас ненавистного мне Федора.

Бесит. Неимоверно!

Потому что держит мою ляльку в объятиях, а она стоит почти к нему в притирку и смотрит на этого доморощенного увальня как на божество.

Только на меня так смотреть надо. Только на меня!

Пара цепких фраз и Зарецкая клюёт. Минута и она в моем логове. Сама зашла. Сама подписала себе приговор.

Хлоп – и дверь перед носом ее бывшего парня закрылась. А мы остались наедине и только чудо могло бы спасти ее от участи быть растерзанным мною. Но чудес в этой жизни не бывает, так что перемещаюсь в гостиную и провоцирую ее до тех пор, пока она не оказывается в моих руках.

Максимально, мать ее, близко!

Она думает, что я сошел с ума, а я только смеюсь в ее невозможные глаза, потому что точно знаю, что это уже свершившийся факт. Я повернулся на ней. И так масштабно, как только можно. Антидот? Оказаться в ней. И может быть даже окопаться в этой квартире, выбивая из нее стоны, а из себя эту чертову зависимость.

Потому что Ляля Зарецкая мне не нужна.

Всё!

Нажраться. Встать. Сказать «спасибо». И досвидос!

Но все разумные мысли вылетают из моей головы, стоит мне только прижать ее к себе. Крышу сносит напрочь. Ее запах – дурман. Её тело – маяк в бесконечном вечном. И я, словно затерявшийся в темных водах путник бреду на её зов.

Добрался! Дорвался!

Мысли в увольнительную. Инстинкты на передовую. Похоть правит балом.

Взлетаем!

И плевать, если в конце пути я расхреначу ее сердце в хлам. Сейчас важно не это, а то, что она наконец-то подо мной, в моей квартире, на моем диване и в моих руках. М-м, это будет увлекательный аттракцион!

Опрокинул ее на спину, прижался всем телом. Не удержался, толкнулся бедрами в ее разведенные ноги. Почти потерял сознание от снопа искр, что посыпались из глаз и запредельного кайфа, прокатившегося по телу.

Безумие, не иначе!

И теперь до конца. Я разогнался и тормозить не планирую. Зажимаю ладонями ее лицо и наконец-то ныряю в свой персональный рай. Фейерверки бомбят, шаблоны рвутся, по венам бежит уже не кровь, а жидкая лава.

А я даже не понимаю как так-то. И анализировать не собираюсь, потому что Ляля стонет подо мной, а я вылизываю ее рот, прикусываю ее сочные губы и боюсь только одного, что сорвусь и просто сожру ее заживо без дополнительной термической обработки.

Почему? Да потому что я до нее, кажется, ни разу по-настоящему и не целовался. Так, елозил по губам сотен безымянных девчонок, и только сейчас понял, для чего все это делается, зачем и почему. Чтобы взлететь, а потом разбиться к чертовой матери, просто чувствуя, как Ляля несмело мне отвечает.

Всего одно нерешительное движение языком. Нежное. Сладкое. Уносящее в дальние дали.