— Смешная шутка, — хихикает нервно, но тут же глохнет, когда я жестко рублю.
— Это не шутка.
— Егор, послушай..., — поднимает ладони в защитном жесте вместе с чертовым портфелем.
— Ляля где? — тушу я его жалкие трепыхания.
— Ляля?
— У тебя со слухом проблемы? — начинаю выходить я из себя.
— Нет, но… мне откуда знать, где она? — мастерски кривляется этот химик недоделанный, пытаясь внушить мне, что не приделах.
— Я тебе сейчас нос сломаю, — рычу тихо, но устрашающе.
Очкарик тут же делает шаг назад.
— Не надо ничего ломать, Егор.
— Тогда начинай вещать, Федь. Я само внимание во плоти.
— Ну...
И молчит, засранец.
— Загну. Резче рожай, дружище.
— Да я не знаю, что говорить. С чего ты взял вообще, что я могу знать, где сейчас Ляля?
— Так мне ее подруга сказала, а ты клеил ласты к Зарецкой.
— Ну клеил, — я вколотил кулак в раскрытую ладонь, и парень тут же снова отступил от меня на шаг, оправдываясь изо всех сил, — но это ж, когда было, Егор?
— Несколько дней назад, — зарычал и пошел на него.
Тот от меня, в страхе округляя глаза.
— Это все была постанова! — крикнул вдруг очкарик и я остановился.
— Чё?
— То! Ляля меня попросила, сделать вид, что я ее парень, чтобы ты от неё отстал!
— Подробности? — нахмурился я и чуть было не прижал руку к груди в районе сердца, так у меня вдруг за ребрами все забабахало.
— А мне их откуда знать? Она попросила – я ей подыграл. Всё!
— И вы никогда не встречались? — в черепной коробке принялись настраивать свои инструменты мои тараканы.
— Нет! Даже не целовались.
Я прищурился недоверчиво, но тут же получил дополнительную дозу откровений, пролившихся на мои расшатанные нервы обезболивающим эликсиром.
— Ни разу. Клянусь!
И всё. Тили-тили, трали-вали – это насекомые мои в голове заиграли.
— Значит, она не с тобой живёт?
— Конечно нет! Я с мамой живу и престарелой бабушкой, куда там еще и Лялю селить.
— М-дя, — впечатался я в свою открытую ладонь лицом, — развела зараза.
— Ась?
— Ладно, химик, живи, — встрепенулся я.
— Правда? — улыбнулся Фёдор и меня аж передернуло от воспоминаний, что он все-таки прикасался своими кривыми грабарками к совершенным девичьим изгибам моей Ляльки.
— Исчезни, — рыкнул я.
— Понял, — кивнул затравленно пацан и тут же посеменил от меня в сторону остановки общественного транспорта.
А я? А я чертыхнулся и набрал номер Макса.
— Жалуйся, — ответил тот.
— С Фёдором промах. Она не с ним.
— Уверен?
— Да. Твоя Аполлинария меня развела.
— Аксинья, — поправил меня друг.
— Допустим. Знаешь, где она работает?
— Ну знаю.
— А где живет?
— Ну...
— Давай, Макс, выкладывай. Руку даю на отсечение, что ты уже давно разнюхал за эту недотрогу все, что можно и нельзя. Сталкер хренов.
— Ой, кто бы говорил? — фыркает, а я ржу в голос, потому что он чертовски прав.
Да уж, докатился я...
— Адрес, Макс?
— Будешь должен.
— Угу, — и отключился, почти сразу же я получаю в сообщении геолокацию с пометкой, где искать пропавшую беглянку.
Ну что же, Ляля, я иду. Суши трусики...
Глава 37 - Сталкер
Ляля
Жила была девочка, а потом встретила Егора Сечина и скисла, как дерьмо.
Да-да, это я про себя. С жестокой иронией повествую, но зато чистую правду.
И вроде бы мне пора уже выдохнуть, а не получается. Дни, что резина, тянутся бесконечно друг за другом. Однотипные. Монотонные. Нудные. А еще серые и невзрачные. Сейчас вот я открою глаза и снова Акси забежит в мою комнату без стука, а затем кинется к окну, проверяя обстановку.
— Опять нарисовался, супостат! — фыркнула и припечатала кулаком по подоконнику, шуганув хозяйскую кошку Мурку с излюбленного места под утренними солнечными лучиками.
— С цветами? — тяну я вопрос чисто из вежливости.
— Нет, — прищуривается Бронштейн, а затем обвинительно тычет в окно и буквально убивает меня, — на этот раз с Егором твоим приперся.
— Где? — ору я и тут же взлетаю с постели, как ведьма на метле.
И к окну бросаюсь, чтобы там во все глаза рассмотреть того, кого так отчаянно пытаюсь забыть. Но этого там нет. Только машина Максима стоит и он сам с какой-то красивой коробочкой в руках. Больше никого...
Еще и Аксинья начинает хохотать надо мной и моим замешательством, очевидно считая, что ее шутка получилось забойной. А я смотрю на нее и впервые мне хочется стереть это веселье с ее лица звучной оплеухой. Потому что мне больно и мне хочется, чтобы и всем вокруг было точно так же, как и мне, в высшей степени паршиво.
— Ой, ну и лицо у тебя, Зарецкая! Ты бы себя видела!
Ничего ей не отвечаю, только иду и ложусь обратно в свою постель, а затем накрываюсь одеялом с головой. Не хочу ее больше видеть. И слышать тоже.
— Ты чего, обиделась что ли, Ляль?
— Я на дур не обижаюсь, — тихо бурчу себе под нос.
— Да ладно тебе, — подруга садится ко мне на кровать и начинает теребить меня за верх от пижамы, — Я просто пыталась тебя развеселить. Ты как переехала, так все время ходишь такая грустная, а я не знаю, что еще сделать, чтобы ты наконец-то улыбнулась. Ну или рассказала уже мне, что там у вас с соседом стряслось.
— Ничего не стряслось, — совершенно безэмоционально отвечаю я.