Мажорная лапка (СИ)

- Так точно! – я нарочито по-военному вытянулся перед директорским племянником, «поедая глазами начальство». И сделал это так, что всем вокруг стало понятно, кто кого дураком считает. Уборщица тётя Клава чего-то хрюкнула себе под нос, спешно исчезнув в подсобной части холла. Аркадий невозмутимо угнездился на посту с раскрытым журналом посещений. Мы же с Веником на лифте поднялись на нужный этаж. В кабинете, когда-то отданном мною под склад ненужной макулатуры, остались только: массивный чёрный стол, кожаное кресло, тумбочка с высохшим сухостоем в горшке и презабавная картина на левой от окна стене. Пару лет назад эту картину мне подарил какой-то иностранный партнёр. Настоящий шедевр безвкусицы и маразма. Явно детской рукой намалёванные белки с пьяными харями грызли нечто, даже издали не похожее на орехи. И белки эти были красными, да на чёрном фоне. Отпад полный. Помню, я тогда ещё очень просил партнёра передать большое спасибо его сыну, нарисовавшему этот шедевр персонально для меня. Похмелье лечит влёт – только глянул на полотно, и трезвяк тут как тут.

Веник пару секунд смотрел на картину офигевшими глазами, после чего тряхнул головой и брезгливо распорядился:

- Потрудитесь убрать отсюда ЭТО…

Его «железный феликс», то бишь указующий перст, вытянулся в направлении коммунистических белок. Я тут же снял подарок со стены и вышел за дверь, где нос к носу столкнулся с Витальичем, которому и всучил полотно с укоризной в глазах. Серёга чуть не заржал и быстро уволок картину в свой кабинет. Я же вернулся в кабинет нового заместителя директора и застыл в немом обожании. Веник проникся важностью момента и с искренней заботой начал отдавать распоряжения по наведению порядка в его кабинете. А порядочно насочинял, гад. Под занавес он сказал:

- На всё у вас час.

В его глазах горели азартные точки превосходства. Но и мы не лыком шиты. Проводив начальство до дверей директорского кабинета, я развил бурную деятельность. Если это чудовище так уверено, что я не справлюсь, то можно показать ему, как он ошибается. Что я, зря что ли столько лет тут налаживал отношения с рабочим персоналом? Тётя Клава и две её помощницы выслушали просьбу и рьяно взялись за дело, перетаскав в кабинет моющее-драящее. Меня заботливо усадили сторожить кресло.

Через полчаса всё было отодраено до блеска. Пришла очередь нашего штатного рабочего дяди Кости. Одноногий мастер приковылял на своём протезе, выслушал все цэу и выгнал меня подышать свежим воздухом. То есть на подоконник распахнутого окна. На улице царило волшебство падающего снега, и просто посидеть, глядя на ткущееся полотно непогоды, оказалось настоящим подарком. Минут через пятнадцать из созерцания меня вырвало требовательное дёрганье двери. Дядя Костя с кривой усмешкой показал мне знаками, что закончил работу и удалился запасным путём – по пожарному балкону за окном. Я же торопливо распахнул дверь. В кабинет ворвался Веник с жаждой крови в глазах. Жажда осталась неудовлетворённой. Всё было сделано.

Тогда товарищ европеоид включил «свекровь». И началось… Я наслаждался тем, как грамотно он применял против меня классический сольный моббинг (по-русски проще можно сказать – травлю). То не так, тут пыль осталась (тётя Клава его за такой поклёп точно приласкала бы тряпкой по хребту, за такую крепость духа её и держу, чтобы гоняла офисный планктон), там ещё что-то. В общем, грузил меня Веник по-чёрному минут двадцать, аж взмок. Я же был «сама невозмутимость» воплоти, что выбешивало Веника всё сильнее. Наконец, он не выдержал и технично свалил назад в дядин кабинет, оставив напоследок распоряжение перекрасить потолок за полчаса. Ну точно – мачеха Золушки и та свекровь из анекдота в одном флаконе. Ну-с… С усмешкой я потёр руки. И кто тут у нас сам себе «злобный Буратино»? Перекрасить? Да мы с нашим удовольствием, по-итальянски! Дословное выполнение приказа – наше всё. Он же не уточнил, какой именно краской надо воспользоваться.

Уже через десять минут в кабинете были помпа с ведром для краски и несколько банок вонючей нитрокраски нежно-голубенького цвета. Первым делом я накрыл мебель старыми тряпками и полиэтиленом. Затем, напялив на себя особо мощный респиратор, приступил к распыливанию краски по потолку… Нанеся последний штрих особо художественным жестом, я удовлетворённо перевесился через подоконник, чтобы глотнуть свежего воздуха. Голова немного кружилась, но хули нам, кабанам? Наебёмся и лежим. Дышим, родимые. Именно в эту минуту в кабинет надумал вновь войти Вениамин свет батькович собственной драгоценной персоной. Да ещё и в том самом дорогом пальто. Мне стало искренне жаль ценную вещь, и я сказал, оторвавшись от подоконника и содрав с лица респиратор:

- Кашемир провоняется!