Мазохизм смерти и мазохизм жизни

Как будет поступать Б. Розенберг? Мы уже сказали: самым фрейдистским образом, который только возможен. Он не ограничивается лишь тем, что следует за текстами Фрейда, даже если он это умеет (и он очень хорошо и основательно это делает, кстати), и он не боится писать, что все, что он может об этом сказать, содержится в одной фразе из «Экономической проблемы мазохизма», в которой указывается, что эрогенный мазохизм является той «частью разрушительного влечения, которая не участвует в смещении вовне [как это делает садизм], а остается в организме, где она оказывается либидинально связанной сексуальным совозбуждением». И в этом смысле правдой является то, что вся эта книга «может считаться длинным комментарием» к данной цитате; но это также комментарий, который раскрывает, что сам Фрейд не ведал о невероятной истине, вложенной им в данную мысль.

Мы с уверенностью можем сказать, что «верность» автора Фрейду состоит не только в том, чтобы следовать букве его текста, а в том, чтобы обнаружить в этом тексте его дух. Наш автор приходит к тому, что задает крайне простой вопрос, который видоизменяет правду именно своей простотой; он говорит о том, что поднятый вопрос совсем не нов (он присутствует в психоанализе с первых шагов его развития) и что необычное состоит скорее в манере работы с ним, новшество рождается из нового на него взгляда.

Что это за вопрос? Тот самый, который возмущал нас совсем недавно, он же вызвал недоумение Фрейда: как неудовольствие может быть целью? как излишек возбуждения может сопровождаться удовольствием? каким образом разрядка может быть неприятной? Явно, что одного лишь количественного объяснения здесь недостаточно, констатирует он, и отныне необходимо прибегать к качественному фактору, и тогда «мы продвинемся гораздо дальше, если мы сможем указать, каков он; […но, увы] мы этого не знаем», – сожалеет он.

Именно там находится вопрос, которого мы не можем избежать, он стал ловушкой для эссенциализма и для Weltanschauung, его мистических химер, к которым убежали Юнг, Райх и другие, за ними следующие или их избегающие. Фрейд смог избежать их благодаря своему чрезвычайно четкому мышлению, а также осторожности, которую сохранял при всех своих величайших дерзаниях. Это то, что обьясняет, почему все иследования, проводимые в психоанализе, выигрывают, если они вдохновляются прежде всего и больше всего фрейдовским методом, который отличался возвращением к вопросам, оставленным в неопределенности, для того, чтобы вновь их исследовать. Именно это и делает Бенно Розенберг, именно поэтому его демарш оказался главным образом качественным возвращением. И мы видим, как он ведет обширное и последовательное изучение мазохизма, обращаясь к другим великим концепциям, которые находят самым естественным образом свое место (некоторые, как концепция первичного нарциссизма, например, несколько сопротивляются). И при прочтении книги у нас возникает впечатление, что мы захвачены чтением саги, эпопеи или детективного романа.

Хочу очень кратко представить последовательность тем этой работы (вы сможете предаться более долгому чтению): первичный мазохизм (который совпадает с первичным связыванием влечений, и именно это дает первичному мазохизму «особый статус среди прочих психических явлений»), является тем местом, в котором формируется Я, именно это становится началом структуризации Я; также первичный мазохизм, эротизируя разрушительность, придает первичному Я «удивительную способность развернуть часть влечения к смерти для того, чтобы с его помощью защититься от влечений», реализуя таким образом первичное связывание, объединение влечений. Данный «разворот», настоящая инверсия, функционирующая, согласно процессам негатива, с помощью своего свойства связывать, позволяет мазохизму встать на стороне «хранителя жизни», и в конечном счете первичный мазохизм являет собой не что иное, как само это связывание. Другими словами, мазохизм строит наш у историю, строит наше Я.

Таким образом, именно благодаря мазохизму мы способны переносить тяготы и страдания жизни; можно сказать, что мазохизм делает нашу жизнь. В таком случае вполне оправданно говорить о «мазохистическом измерении человеческого существования», поскольку оно свидетельствует о последствиях объединения влечений и о необходимости мазохизма, о том, что у мазохизма поистине «жизненные» качества, что приводит нас к констатации того факта, что «психическая жизнь является одновременно конфликтной и запускается историческими событиями».

Для меня было весьма приятно писать это короткое, очень личное предисловие к книге Розенберга не только по причине того, что его теория чрезвычайно для меня убедительна, как и другие известные его открытия в психоанализе, но также потому что она дает мне ощущение, что сам я уже достаточно давно размышляю подобным же образом. Не является ли это признанием того, что, когда появляется возможность открыть некую правду, возникает также желание разделить эту правду с другими? Тогда, по меньшей мере, мы говорим себе, что у нас общие научные интересы.