По существу, ни Маршак, похвалой которого она очень гордилась, ни знакомые ей Хармс, Введенский, Олейников, Владимиров на мамины детские стихи не влияли. Подсознательно она ориентировалась на хрестоматии своего детства: "Дедушка, голубчик, сделай мне свисток…" Так же прозу она принялась писать под Чарскую.
Проработав лето 46-го года библиотекарем в пионерском лагере Кировского завода в Сиверской, мама со свойственным ей энтузиазмом принялась писать повесть для детей среднего школьного возраста. Она быстро заполняла своим неряшливым почерком толстую общую тетрадь, читала мне вслух только что написанные главы. Как-то вечерком пионеры сидели в пионерском лагере. Вдруг одной девочке показалось, что в окно кто-то смотрит. Она очень испугалась. Думала, что привидение. "Как, как оно выглядит?" — спрашивали товарищи. "Лу… лупоглазый такой… Лупик!" — отвечала испуганная пионерка. В следующих главах выяснялось, что заглядывал мальчик из соседнего колхоза, который хотел подружиться с городскими ребятами. Это был старинный мотив: бедный мальчик подглядывает в окно, как живут богатые дети. Кажется, потом выяснялось, что во время войны мальчик помогал партизанам и т. п. Называлась повесть "Лупик", что меня сильно смущало, хотя маме я этого не говорил. Дело в том, что в то лето в Сиверской я действительно сошелся с местными мальчишками. Разговоры у них шли, в основном, о том, кто и как из местных ребят подорвался, стараясь раскурочить неразорвавшийся снаряд. "Мать прибежала, стала кишки с куста собирать, обратно ему в живот засовывать…" Также много разговоров было о размножении животных и людей, и в новой для меня лексике корень "луп" был весьма продуктивным. Так что мне очень хотелось посоветовать маме изменить название, но я стеснялся.
На секции детской литературы в Союзе писателей мамину повесть похвалили, надавали советов. Мы ездили к авторитетной Нине Владимировне Гернет. Они с мамой "работали над рукописью", а я сидел тихо, рассматривал книжки, едва ли не "Историю царской тюрьмы", известное сочинение отца Нины Владимировны. Повесть была сдана в Детгиз, но времена уже переменились. Мама пришла, убитая, с редакционного совета. Рассказывала в своей драматизированной манере, что все редакторы и писатели ее хвалили и поддерживали, но рядом с главным редактором сидел какой-то неприятный человечек ("Похожий на Урию Гиппа…") и говорил: "Печатать нельзя, таково мнение обкома комсомола".
Уже вовсю бушевала борьба против безродных космополитов и тлетворного влияния Запада. Евреев отовсюду стали гнать в открытую. Детгиз, детская редакция радио для мамы закрылись, но она еще пыталась удержаться где-то на самой периферии литературы. Не издательства, а просто полиграфические предприятия выпускали иногда миниатюрные даже не книжечки, а гармошечки с картинками и текстом. Мама нашла одну такую фабрику где-то за Обводным, директор которой, по фамилии Герман, давал ей заказы. Сначала она сочинила стишок про неряху Надю, у которой "руки, губы в шоколаде, полконфеты на щеке". Напечатана эта гармошечка была так халтурно, с таким сдвигом красочных слоев, что противные коричневые полконфеты оказались не на щеке, а на грязно-голубом небе. Потом Герман предложил ей крупный заказ. Он придумал настольную игру "Я знаю, кто изобрел". Как положено, там была картонная игровая площадка, фишки, карточки. Карточки тасовались и раздавались играющим наподобие карт. На одной стороне карточки был нарисован предмет, на другую сторону подглядывать было нельзя, нужно было сначала сказать, кто этот предмет изобрел, а потом перевернуть карточку и как бы в награду и утверждение истины (или если ошибся, то в укор) прочесть про изобретателя стишок. Маме и предлагалось подобрать полсотни изобретений и написать про изобретателей стихи.
Она горячо взялась за дело, вооружившись моей "Детской энциклопедией" 1913 года издания. Паровая машина — Джеймс Уатт, самолет — братья Райт, лампочка — Эдисон, радио — Маркони и т. д. Был там даже и Макинтош, изобретатель непромокаемого плаща, макинтоша. Из стихов помню лишь начало одного: "Огюст, Луи Люмьер, два брата, придумали не так давно чудесные такие аппараты, что называем попросту — кино. Мы все спешим в кино по воскресеньям, там чудеса покажет нам экран: героев смелых, жаркие сраженья, тропические страны, океан…" Игра поступила в продажу зимой 48-го года. Удачнее подгадать было нельзя. В это время как раз была пущена волна утверждения русских приоритетов во всех видах науки и техники. Уже вовсю пошли писаться статьи и книги про изобретателя радио Попова, электрической лампочки Яблочкова, строителя первого самолета Можайского, простого русского умельца Ползунова, соорудившего первый в мире паровой двигатель. Эдисон и Маркони изображались как жуликоватые проходимцы, способные и на мокрое дело. По поводу маминой игры в "Комсомольской правде" был напечатан язвительный фельетон. Ее литературная карьера закончилась.
Сын дилетантки