Меблированная Кармен

— Ахъ, извините! Сколь вы нѣжны! — грубо отвѣчаетъ богатырь, очевидно, задирая васъ.

Хозяйка встаетъ съ мѣста и порывисто уходитъ за перегородку спальной, откуда раздается ея сдержанно-взволнованный зовъ:

— Архипъ Владиміровичъ, пожалуйте сюда на минутку.

Воинственный пылъ Превозносященскаго погасаетъ. За перегородкой быстрый, рѣзкій дуэтъ шопотомъ; до васъ долетаютъ отрывистыя повышенія то mezzo-soprano, то баса:

— Это невыносимо… Сколько разъ просила… Вы не умѣете себя держать въ обществѣ… Какъ это глупо… Вы меня компрометтируете…

— Но не могу же я дозволить, чтобы всякій…

— Не ваше дѣло. Я сама знаю, что прилично, что неприлично, и всякаго сумѣю остановить, когда будетъ надо…

Компанія сдержанно улыбается, и кто-нибудь нагибается къ вашему уху съ совѣтомъ: „Вы, батенька, съ Матильдой Алексѣевной поосторожнѣе! Превозносященскій у насъ — ухъ какой! Къ намъ-то онъ привыкъ, а вы человѣкъ вновѣ“…

Превозносященскій возвращается краснѣй рака и весь остальной вечеръ ухаживаетъ за вами съ самоотверженной кротостью и усердіемъ, стараясь изо всѣхъ силъ заслужить прощеніе ваше и „ея“. Предъ вами — меблированная Карменъ, дрессирующая своего меблированнаго Хозе.

А потомъ Хозе повадится ходить къ вамъ каждый день либо съ жалобами на тиранство погубительницы своего покоя, либо сидѣть по два часа подрядъ молча, со взоромъ, уставленнымъ въ одну точку и полнымъ такой мрачной выразительности, что послѣ этого визита вы идете къ меблированной Карменъ и дружески (ибо уже недѣли двѣ какъ вы ближайшіе друзья) рекомендуете:

— Вы-бы, Матильда Алексѣевна, какъ-нибудь полегче съ Превозносященскимъ! Вотъ вамъ Федоровъ сталъ конфекты носить… а тотъ, медвѣдь, на стѣну лѣзетъ, никакъ съ нимъ не сообразишь. Вѣдь, вы знаете, какой онъ. Долго ли съ нимъ нажить хлопотъ?

Карменъ клянется вамъ, что она ни въ чемъ не виновата, что Архипъ напрасно ревнуетъ и дѣлаетъ исторію, какъ всегда, изъ пустяковъ, — и… въ тотъ же вечеръ уѣдетъ съ Федоровымъ кататься за городъ!.. А ночью, по ея возвращеніи, вы не должны слишкомъ удивляться, если услышите отчаянный стукъ въ дверь вашего номера и отворите бѣдной Карменъ, которая, растерзанная, въ изорванномъ бѣльѣ, окровавленная, съ помутившимися отъ ужаса глазами и бѣлымъ, какъ полотно лицомъ, прохрипитъ вамъ:

— Онъ хотѣлъ меня зарѣзать! — и упадетъ безъ чувствъ на вашемъ порогѣ.

Случай съ трагедіей, конечно, вездѣ и всюду дѣло исключительное. Но эти Матильды Алексѣевны, эти меблированныя Карменъ, съ ихъ перемѣнчивыми легкими романчиками — явленіе частое, общее и замѣчательно точно и одинаково повторное. Мнѣ лично случалось знать ихъ штукъ до десяти. И, право, мѣнялись лишь имена, да цвѣтъ волосъ, да покрой капотовъ. А затѣмъ всегда одна и та же исторія.