В отличие от многих и многих, эти ребята не дали маху. Мгновенно перейдя от атаки к обороне, прямоугольники друнгариев и центурий во все стороны ощетинились лесом копий. Судьба битвы была уже решена. Но ромеи сражались с упорством обреченных. За что их даже зауважали. Не слишком ждали от хитроумных ратных подвигов. Хотя, если задуматься, злато покупает, но приходит хладное железо и отбирает силой. Не может Империя жить исключительно на подкупе и интригах. Воины обязаны быть! И они были! Каждый копьеносец понимающий, что обречен, подыхая, старался забрать кого-нибудь с собой. Бой шел чуть ли не полдня, но так и не превратился в избиение…
Пытаясь спасти армию, император решился на рискованный шаг. Вывел на помощь погибающим десять тагм, практически обезлюдив стены. Не знаю, каким в молодости император Роман был адмиралом, но в семьдесят лет полководец получился из него хреновый. Резерв мог повлиять в первые минуты катастрофы. Чтобы наша конница завязла в трясине гарнизонных бойцов…
Но, выйдя с опозданием, императорский резерв не сумел ничего. Увеличилось лишь количество прямых потерь. И намного облегчилась работа внутри города. Впрочем, бились гвардейцы достойно, надо отдать им должное. Да и в целом, лично мое мнение о воинах Константинополя за этот день выросло очень сильно. Хотя, когда считали потери, не раз поминали стойкость и мужество обреченных со злобой…
Остатки ромейской армии начали сдаваться, лишь когда над башнями Царьграда взвились белые полотнища. Увлеченные наблюдением за битвой горожане (подозреваю, что они еще и ставки делали) прозевали наш десант. Водный и подземный».
Под стенами Царьграда, лето 6449 от Сотворения мира, червень
Князь неподвижно сидит в седле. Рука на навершии меча, вторая сжимает поводья. Если бы не лошадь, прядающая ушами, можно принять за статую самому себе. Посреди Киева, на Майдане. Внутри бушевала буря, так и норовящая выплеснуться наружу непроизвольной дрожью. Но нельзя. Ты — князь. Ты — знамя. Ты — символ.
Впрочем, все волнение до того мига, как конское копыто первый раз опустится в пыль, понемногу, шаг за шагом разгоняя дружинный строй для удара. Нет, мы — не катафракты какие. Мы — дружина! Мы лучше!
— Атака, — тихо сказал Князь, отвернувшись от врага.
Громко не надо. Опытные вестовые сами знают, кому куда бежать, чтобы полетели к небу последние молитвы всем богам, коих удастся вспомнить, зашипели об оковки клинки, покидающие ножны…
Чистый звук труб срывает с места. Плотный строй единой волной начинает набирать скорость, выдавая всей мощью сотен легких:
— Гыыыыр на вас!!!! Урааааа!!!
В реве почти не слышны приказы. Но они звучат. И привычное ухо вычленяет знакомые команды.
— Надвинуть! — в мерный шаг вплелось тонкое позвякивание опускаемых личин. Неважно, что у кого-то на шлеме нет защиты лица. Будет. К командам лучше всего приучать сразу…
— Сомкнуть ряды! — подравниваются ряды, шеренги. Колено в колено! И горе клибанариям! Или кто встретится там, на пути!
— Мечи вниз! — пусть клинки до поры дремлют, охватив темляком правое запястье. Пока есть работа для старших сестер…
Лава переходит с шага на легкую рысь. До противника совсем немного. Глаза врагов не видны, но даже сквозь личины ощущается ужас перед летящими русами.
— Копья вверх!
Пики поднимаются на «уровень пупка». Лошади идут галопом. И нет в мире силы, способной их остановить!
Навстречу атаке поднимаются с земли устрашающей длины копья, готовые пронзить налетающих всадников. Сшибка! Наконечник, промяв броню на конской груди, с хрустом ломает ребра, и доходит до сердца… Эх, Орлик! Земля недружелюбно бьет по ступням. Пика сломана, да и бесполезна она в тесной сшибке. Уже сделала своё дело, отправив к Богу-С-Креста невезучего врага. Пришло время меча!
Нырнуть под копье, отвести удар, двумя ногами по высокому щиту, сбивая с места, ужом проскочить в щель мимо дрогнувшего щитоносца. И кинжалом его, выблядка, под ребро. По горлу следующего. С оттягом, чтоб сдох быстрее и не выл за спиной. Выдернуть клинок, и второго, пока таращится на кровь. Заорать в рожу подыхающим и живым:
— В пекло, суки! Черти заждались!!!
Дружинники, зверея от криков и пролитой крови, врубаются в ряды пехотинцев…
Кто-то всхрапнул за плечом. Развернуться, выводя меч для удара. Конь! Кого из соратников точным ударом вынесло из седла? Кто упал, пятная кровью землю? Потом все, потом! Сейчас в седло и вперед!!!
Выметывается из-за смятых коробок пехоты конная ала. И широким серпом несется на дружину, растерявшую строй в запале схватки.
— Ряды сомкнуть!
Ала, две, три, да хоть десяток! Нам без разницы! Всех сметем, переколов пиками, и будем гнать, полосуя трусливые спины мечами… Пленных не будет. Мы не берем, и нас не берут. Не тот случай.