Меч

— Я здесь, чтобы просить о мире, — сказала я. — Для тех из нас, кто готов сложить оружие достаточно надолго, чтобы понять. Я бы хотела предложить союз для тех из нас, кто хочет мира, чтобы мы вместе процветали и шли к общей цели. Я понимаю, что это потребует работы… много работы. Это потребует нового понимания, новых перемирий между нашими расами. Я готова проделать эту работу, но я не могу сделать её в одиночку.

Я посмотрела на пустое море лиц, частично скрываемое ослепляющим светом.

Я сделала ещё один вдох.

— За последний год ситуация накалилась до опасного предела. Эта опасность влияет на всех нас — и на людей, и на видящих. Ни одна раса не может создать мир без участия другой расы. Ни одна раса не может решить проблемы между нами без содействия другой расы. Мир не станет безопаснее для кого-либо из нас, если будет ещё больше разговоров об оружии и войнах, больше репрессий, больше эскалации, больше терроризма… ещё больше демонстраций позиции и повторений тех же старых установок ненависти и нетерпимости. Я знаю, что здесь присутствует недоверие, — я поколебалась, обводя взглядом лица. — Я знаю, что здесь присутствует страх, злость и желание мести с обеих сторон. Я знаю, что всему этому есть основания — опять-таки, с обеих сторон. Я знаю, что совершались немыслимые военные действия.

Я обвела взглядом лица и увидела, что большинство всё ещё более-менее меня слушает.

— Я знаю, что погибли люди. Слишком много людей, — добавила я.

Я помедлила, сглотнув.

Подняв взгляд, я крепче стиснула зубы.

— Но мы не можем решить проблему, колотя по тем же усталым барабанам с удвоенной силой. Мои люди не успокоятся от ещё большего количества жестокости и репрессий. Ваши люди не успокоятся от дополнительных актов терроризма и сопротивления. Единственный способ остановить это — если некоторые из нас восстанут против этого. Потребуют прекратить это. Не идти простым путём, не позволять страху и безумию довести нас до предела. Мы должны набраться храбрости и пойти другим путём. Мы должны набраться храбрости и рискнуть примириться.

Увидев в аудитории несколько хмурых лиц, шорох движения, я снова сглотнула.

— Сваливание вины на кого-то не поможет, — добавила я, сжимая трибуну ладонями. — Это даже не поможет нам быть правыми. Мы все можем быть правы. Мы можем быть абсолютно правы до тех пор, пока не упадёт первая бомба, и тогда правота не спасёт наши расы. И для наших детей правота — это слабое утешение.

Я подождала ещё мгновение, затем взглянула на Вэша.

— Я не просила о том, чтобы меня сделали лидером этих людей, — сказала я, глядя на него и черпая силу из его добрых глаз. — И я не думаю, что у меня есть опыт или навыки, чтобы соответствовать им в этом отношении. Меня не воспитывали в их законах.

Я снова помедлила, окидывая взглядом комнату и всматриваясь в лица.

— Но я принимаю то, чего они от меня хотят, — сказала я. — Я согласилась принять эту эстафету до тех пор, пока я сумею быть полезной в этой роли. Я искренне надеюсь, что смогу принести расе видящих одну вещь — понимание человечества изнутри… и любовь к нему.

Прочистив горло, я сказала:

— Вы всё ещё мои люди, даже если я уже не одна из вас.

Во мне всколыхнулись новые чувства при виде моего приёмного брата Джона. Он улыбался мне из переднего ряда с неприкрытой гордостью в глазах.

— Я не разделяю мнения некоторых представителей моей расы, — сказала я. — Которые считают, что война — это единственный язык, который понимают люди.

Шёпот другого разума раздался в моем сознании.

Я отбросила его в сторону, крепче сжав челюсти.

— Я надеюсь, что вы поможете мне, — добавила я. — Поможете доказать их неправоту.

На долгое мгновение после моих слов воцарилась тишина.

Затем, когда я выпрямилась, с разных мест в помещении донеслись нестройные аплодисменты. Я постаралась не замечать, что они исходили меньше чем от половины присутствующих в комнате.

И назвать это вежливостью было бы… ну, вежливо.

И вновь донеслось его веселье.

Я постаралась вытолкнуть его из своего света, но прежде он все-таки заговорил в моем сознании.

«Дело не в тебе, любимая, — послал он мягко и даже виновато. — Дело не в тебе. Речь была хорошей до последнего слова. Я и понятия не имел, что ты такой красноречивый оратор. Видеть тебя там — это прекрасное зрелище… но мне больно понимать, что это красноречие тратится впустую на этих падальщиков…»

Он позволил мне ощутить искренность его мыслей. Глубина этих чувств поразила меня.

Его свет потеплел, скользнул глубже в меня.

«Жена, — послал он мягко. — Конечно же, дело не в тебе. Они не могут услышать тебя. Не могут».