Меч ангелов

– Вы слышали о… – он прервался на миг, – о человеке… которого зовут Веселым Палачом из Тианнона?

– Слышал. – Я пожал плечами. – Могу ли спросить, отчего вы об этом заговорили?

– И что вы о нем думаете?

Мне не нравится, когда кто-то отвечает вопросом на вопрос, особенно принимая во внимание, что обычно именно я так поступал. Ведь, милые мои, так уж устроен мир, что повинностью инквизиторов остается выспрашивать о том, что знают их собеседники. И вовсе не наоборот. Однако на этот раз я решил не спорить с Родриго, особенно учитывая, что тема того не стоила.

– Удивлен, что он до сих пор жив, – ответил я искренне. – Однако мне сложно судить лишь на основании сплетен, услышанных то тут, то там. Хотя того, что я слышал, вполне достаточно, чтобы я не относился к нему с излишним почтением.

Де ля Гуардиа кивнул, и я не мог понять, соглашается ли он с моими словами или всего лишь принимает их к сведению.

– Полагаю, вы сумеете вынести и собственное суждение, – сказал он наконец. – Ибо брат Сфорца уверил меня, что Веселый Палач вскоре появится в Штольпене…

Я хотел сказать: «Вы шутите», – но вовремя сдержался. Рыцарь явно не шутил, к тому же у него не было причин меня обманывать. Не заметил я и того, чтобы его радовал визит Веселого Палача в Штольпен, – и в этом наши взгляды чудесным образом совпадали.

– Ах, вот как, – только и сказал я.

– То, что делает этот человек, отвратительно, и я рад, что вы разделяете мое мнение, – продолжал ля Гуардиа. И хотя я не выказывал своего мнения так, как он сформулировал, в принципе, я и не думал протестовать. – Ведь, Богом живым клянусь, грешник должен получить… не только страдание, но и… уважение. – Слова выходили из него явно с трудом, и смотрел он куда-то над моей головою. – Я надеюсь, что вы со мной согласитесь?

– Инквизиторов учат именно этому, – ответил я спокойно. – Вы совершенно правы, господин.

– Ведь даже они… – де ля Гуардиа махнул рукою, но я понял, что он имеет в виду еретиков, чернокнижников и ведьм, – они создания Божьи, а наше дело – вернуть их ко Славе Господней и приять в лоно Церкви. Вернуть им достоинство, которое они утратили, связавшись с нечистой силой. Ведь так?

Не понравилось мне словно «наше» в его устах, поскольку возвращение грешников к Господу было заданием моим и других инквизиторов, а не господинчиков из хороших семей, которые решили, что придворные развлечения, траханье подданных и войны с соседями их уже не веселят. Но, если закрыть глаза на эту особенность, рыцарь де ля Гуардиа был совершенно прав. Однако еще забавней было то, что теперь он показался мне куда более интересным человеком, чем я подумал сперва.

– И на этот раз я тоже совершенно с вами согласен, – кивнул я. – Но все же, справедливости ради, я должен признаться, что до меня доходили слухи, будто деятельность палача из Тианнона столь же отвратительна, сколь и действенна. Именно поэтому его услугами пользуются.

– Я слышал то же самое, – сказал он серьезно. Прикоснулся к подбородку таким жестом, словно надеялся найти там густую поросль – и отдернул ладонь. – И хотя я понял бы подобное отношение к ворам или убийцам, но мне непросто уяснить, как святолюбивый брат Сфорца может пользоваться такой… помощью в своем деле.

– Ничего не могу с этим поделать, – сказал я. – Точно так же, как и, со всем уважением, ничего с этим не поделаете вы. Брат Сфорца обладает полномочиями от самого Святейшего Отца, нам же лишь остается служить ему советом или помощью, если он того пожелает.

То, что я говорил, не до конца было правдой, но посторонние обычно не понимали сложных служебных взаимоотношений и уровней церковной и инквизиционной иерархии. Вдобавок последние папские энциклики еще более усложнили и без того крайне запутанную ситуацию. Понимающие в кодексах юристы один говорил то, другой – это, в зависимости от того, были ли они ближе к Хезу или к Апостольской Столице. Впрочем, и Его Преосвященство епископ Хез-хезрона ситуацию не облегчал. И хотя он был номинальным руководителем Инквизиториума, умел залить нам сала за шкуру. Ко всему этому добавлялись еще и претензии императора, каковой также желал обладать своею долей власти, а вдобавок до нас все чаще доносились гневные окрики имперского парламента, пытавшегося доказать, будто ему принадлежит последнее слово не только в светских делах.

Поверьте мне, милые мои, все это не помогало наилучшему раскрытию и преследованию ересей – и то, что вообще хоть кто-то еще сражался с богохульниками и отступниками, происходило исключительно благодаря тихой, сдержанной покорности Инквизиториума, который старался как можно лучше выполнять свою работу, не обращая внимания на все увеличивающиеся препоны.