— Белка с кем пойдёт? — спросила Наля.
— Со мной! — удивлённо ответил Григорий Тарасович. — Вам она зачем? У тебя вон какие охранники! Вас трое и нас трое.
— А стрелять-то она умеет? — спросил, как оскорбил Мурад, вспомнив вчерашние сомнения Афанасия.
— Кто? Собака? — удивлённо спросила Наля и звонко засмеялась.
— Да нет! Вы, Анастасия.
— Ну да! — наполовину удивлённо, наполовину вопросительно в один голос ответили отец и дочь. Ответ, как поняли москвичи, был утвердительным.
Но Наля всё — таки оскорбилась. Она пристально посмотрела на Мурада, чуть прищурилась, улыбнулась уголками губ, взяла со стола варёную картошку, сняла карабин со стены, повесила его на правое плечо стволом вниз и сказала:
— А ну пойдём! Если не боишься, конечно.
Мурад гордо хмыкнул.
Они вышли из домика, за ними все остальные. Наля отдала Мураду картошку и сказала:
— Возьми её в левую руку двумя пальцами — большим и указательным и что бы большой был внизу, а остальные три я тоже видела и отойди подальше. Понятно?
Мурад кивнул, взял картошку, так как просила девушка, и отошёл ближе к Чоролу, повернулся к ней и спросил:
— Так?
— Да — ответила Наля.
Послышался щелчок — карабин снят с предохранителя!
Девушка на ходу сдёрнула карабин с плеча, вытянув правую руку, мгновенно направила его на Мурада и, не целясь, выстрелила.
Картошка в руках Мурада получила аккуратную дырочку.
— Но ты даже не прицелилась! — удивился ошарашенный Мурад, не успевший даже испугаться.
— А зачем? Это же не беличий глаз! — улыбнулась лукаво девушка.
— Да! — подтвердил Григорий Тарасович и успокоил Мурада, — Когда она стреляет белке в глаз, она целится.
— А если бы она не попала? — поинтересовался Афоня.
— Как это? — удивились отец и дочь.
— Ну, так? — пожал плечами Афоня.
— Да ну! — ответил Григорий Тарасович. — Мы с детства стреляем. Хорошо стрелять у нас в крови.
— А если картофелину на голову поставить — попадёшь? — не унимался Афоня.
Григорий Тарасович сурово нахмурился и ответил за дочь:
— Даже и пробовать не будем.
— Почему?
— Потому! Чего боишься — то обязательно случиться. Когда тот предмет, в который стреляют, держат в руке, стрелок не боится убить или тяжело ранить человека и стреляет уверенно и, естественно, попадает. А когда цель на голове, у стрелка появляется неуверенность и он может промазать, а, значить, и убить! Ещё вопросы есть?
— Нет!
— Тогда собираемся! Думаю, ваши друзья сегодня к вечеру будут здесь, на той стороне Чорола.
Cобрались они быстро.
Через два часа Григорий Тарасович задумчиво смотрел вслед уходившей по лесной тропинке лёгкой походкой привыкшего к ходьбе человека свою дочь Налю, за которой поспевали два молодых историка. Петру он чем-то напомнил Ната Бумпо, провожающего молодого Ункаса, который впервые вступил на тропу войны.
Белка недоумённо смотрела то на хозяина, то на опушку леса, где скрылась хозяйка, как бы говоря: «А мы чего стоим?»
— Нет, Белочка, — ответил ей Григорий Тарасович, — мы пойдём другим путём.
— Там дальше, — обратился он к Пете, — на той стороне реки есть прекрасная поляна, на ней, я думаю, они и остановятся. А, напротив, на этом берегу, есть отличное укрытие, где можно понаблюдать за ними.
Пётр, вставая с травы, пропел:
— Хорошая песня — одобрил Григорий Тарасович.
Через час c не большим они варили обед в ложбине между горой и крутым берегом Чорола. С левого берега реки эта ложбина была не видна, оттуда с воды казалось, что на другом берегу сплошная скала.
Под вечер собака насторожилась (благо ветер дул с той стороны реки). Пётр и Григорий Тарасович притаились между камней.
На той стороне реки с пригорка на поляну спускались двое мужчин. Первый размахивал руками и что-то весело кричал. Второй, высокий и худой шёл за ним какой-то подавленный.
— Они? — утвердительно спросил Григорий Тарасович.
Пётр кивнул.
— Других тут и быть не может. Двое мужчин кавказкой наружности — кто это ещё может быть?
Григорий Тарасович направил на них бинокль.
— Ого! — удивлённо воскликнул он. — Вот это да!
— Что там?
— Да ничего особенного. Как думаешь, может человек так круто изменится за несколько лет? А?
— Смотря, каких лет! Меняются и за час! И какой человек. У нас в Чечне за один бой человек менялся до неузнаваемости. Знакомый, что ли?
— Всё может быть, всё может быть. Но похож! Нам бы на ту сторону, узнать, о чём они говорить будут. Пошли, Белку здесь оставим.
ГЛАВА 14
Муса, спускаясь с пригорка на поляну у реки, махал поднятыми вверх руками и выкрикивал:
— Йа — ху! Йа — хакк! Ля илляху иль-алла! Мухаммад расул-алла! (Это он! Он справедливый! Нет бога, кроме Аллаха! Мухаммед — пророк Аллаха!). Смотри, какая поляна, Алим! Здесь и остановимся! Что случилось? Чем опять не доволен, а?
— Я думаю, что не хорошо идти за языческим мечём и выкрикивать имя Аллаха.
— Почему языческим? Мы назвали его «Меч Аллаха»!