Но, "сколько верёвочке не виться… — а конец всё равно будет", — наверняка именно так рассуждал Петухов, готовясь к "беседе" со мной.
Мысли и намерения Андрея Васильевича легко читались на его костлявом лице с крепко сжатыми тонкими губами.
Я сидел в уже знакомом мне кабинете с полуразбитым книжным шкафом, запахами ремонта и старой бумаги, крашеными железными решётками на окнах.
Всё, как в прошлый раз.
Майор заполнял протокол, задавал вопросы, которые, по-моему, были направлены не на выяснение обстоятельств по делу, а больше на испытание моего терпения.
Для Петухова лучшим вариантом сейчас было бы, используя самые грубые инструменты и дурацкие обидные намёки, вывести свидетеля из себя, заставить нервничать, злиться. Верхом удачи было бы, если б я начал психовать, скандалить, бросаться с кулаками на следователя.
Вот тогда-то "лицо, находящееся при исполнении" с чувством глубокого удовлетворения и совершенно законно могло отправить меня на экскурсию по прежним "памятным местам".
При таком повороте дела у Петухова опять появятся мощные рычаги давления на буйного свидетеля, которые могут реально ускорить раскрытие убийства. Пусть подозреваемый "умник" только даст повод.
На явный подлог и неподготовленный заранее спектакль, майор, умудрённый предыдущим опытом общения со мной, видимо, не пойдёт.
Будет действовать аккуратнее и тоньше, чем в прошлый раз.
Так мне кажется.
Но, действовать "тоньше", Петухов, видимо, не умел. Он постарался взять меня на измор, задавая по двадцать пять раз одни и те же вопросы, сохраняя при этом невозмутимое выражение лица, но садистски улыбаясь одними глазами.
Что ж, как умеем, так и работаем…
Мне ясно чего ждёт "должностное лицо".
Может, преступнику такая "игра на нервах" надоест и он "проколется" на каком-нибудь пустячке или сорвётся. А майору только того и надо. Его задача — вывести меня из равновесия.
Но я отвечал терпеливо, коротко и спокойно. Не оправдывал надежд оппонента.
Где-то через час незадачливому следователю самому стало надоедать ходить по кругу и долдонить одно и то же, тем более, что признаков беспокойства или агрессии у допрашиваемого не наблюдалось.
Майор выдохся и охрип.
В тридцатый, наверное, раз, откашливаясь, повторил
— Так всё-таки, кхы-кхы, почему вы после нападения на вас, кхы-кхы-кхы, неизвестного грабителя, не обратились сразу, кхы-кхы, в милицию? Почему вы, кхы-кхы, скрыли факт нападения и не сдали сразу, кхы-кхы, отнятое у преступника холодное, кхы-кхы, тьфу, чёрт побери, оружие? Из-за этого было упущено время. Стараетесь выставить себя "пострадавшим", запутать следствие? Завести его в тупик?
Следователь пытался продавить мою невозмутимость, акцентируя внимание на подозрительной нелогичности поведения нормального законопослушного человека в подобной ситуации. Наполнял каждое произнесённое слово ядом недоверия и издёвки, но, из-за внезапно появившегося кашля и моей явной индифферентности к происходящему, это получалось не очень здорово.
Принятая стратегия допроса рушилась.
Мне стало даже немного жаль несчастного Петухова. Ну, не виноват же он, в самом деле, что у него мозги так прямолинейно устроены, и что именно его поставили расследовать это дело. Да ещё и попался такой, неудобный для "обламывания", гражданин.
Надо поскорее заканчивать этот дрянной и никому не нужный спектакль. Помочь майору логически завершить происходящее "следственное действие".
— Ну что же вы, Андрей Васильевич, всё одно и то же спрашиваете? Думаете, я что-нибудь другое отвечу? Нет! Я уже говорил — испугался, был в шоке. Не сразу пришёл в себя. Не сразу связал нападение на меня с тем, что случилось с Халиным.
Помолчал немного, подумал, и добавил то, о чём сначала не хотел говорить
— К тому же я был ранен этой самой катаной.
Петухов оживился
— Как ранен? Кхе-кхе, вы об этом не упоминали. Почему?
— Так я же сказал, что был в шоке. Не всё помню, в голове перепуталось. Да и ранения несерьёзные, всё обошлось.
— И куда же вас ранили? — майор ехидно прищурился.
— Показать?
— Покажите, если есть что. Кхе-кхе…
Я встал, расстегнул брюки, снял и повесил на спинку стула. Снял рубашку и бросил поверх брюк.
Петухов оторопело смотрел, то на меня, то на снятую одежду, лихорадочно соображая, чего это я удумал…
Когда я взялся за трусы, Петухов, вдруг, забеспокоился и прохрипел
— Вы что это делаете, Таранов? Кхе-кхе. Вы что, совсем обалдели?
— Нет, Андрей Васильич. Вы же сами попросили меня показать ранения. Чтобы их показать, мне нужно было снять верхнюю одежду.
— А-а… — чуть успокоился майор.
Я задрал штанину на трусах до предела, сдвинул в сторону повязку и показал недоверчивому служителю Фемиды, уже начавшую подживать колотую рану от катаны на бедре. Петухов встал из-за стола и подошёл поближе, чтобы лучше рассмотреть подсохшую коричневую корочку и убедиться, что всё без обмана.
В это время резко открылась дверь, и в комнату без стука ввалился знакомый капитан, который не так давно был у меня дома вместе с Петуховым и Олиной мамой.
Мент от неожиданности опешил.
Картинка для постороннего взгляда, наверное, была любопытная.