Правая рука Коринны метнулась к рукояти кинжала.
Женщина постучала в дверь. За ней раздалось всхлипывание. Она постучала снова.
Дверь открылась. Коринна с трудом узнала лицо. Оно было забрызгано кровью и грязью.
— Что?! Ты же знаешь, что я… — Мужчина посмотрел на нее и умолк.
Он улыбнулся. В уголках губ появились морщины.
— Просто удивительно, в каких местах появляются нынче женщины-рыцари.
— Равно как и то, какими делами занимаются нынче герои, — холодно ответила она.
Мужчина обернулся.
Коринна окинула комнату беглым взглядом. В глиняном полу была вырыта яма, в которой сидел некто, словно созданный из мокрой глины. Только глаза… Они были как изумруды, ограненные мрамором. Широко раскрытые. Зеркало страха.
— Закончите это дело, — сказал друсниец, делая небрежный жест рукой. Затем он вышел из комнаты. Поднял грязные руки.
Женщина, которая привела Коринну, отреагировала сразу же. Сняла с себя платье и протянула ему.
— Поднимемся наверх, — сказал друсниец, вытирая лицо тонкой тканью.
Не пожалел времени на то, чтобы как следует вытереть руки. У подножия лестницы бросил обнаженной женщине испачканное платье.
— Ты собирался произвести на меня впечатление? — раздраженно спросила Коринна.
— Разве это необходимо?
Разве у такого человека, как он, может быть такая улыбка? Она была теплосердечной и располагающей. Она совершенно не соответствовала тому, что видела Коринна.
Друсниец повел ее наверх, в одну из темных ниш в большом зале. Женщина следовала за ним как тень. Она снова была одета.
— Принеси нам вина. И еще немного хлеба и сыра. Я голоден. — Он опустился на обитый красно-коричневой тканью диван. — Что привело тебя сюда? Ищешь развлечения? Может быть, какого-нибудь милого мальчика?
Коринна сняла с пояса тяжелый кошель и швырнула его друснийцу на колени.
Он открыл его и медленно вынул монеты.
— Эльфийское золото?
— Ударь по нему молотком — и никто никогда не узнает, откуда взялась эта монета. Она станет просто золотом. Это десятая часть того, что ты получишь, если еще до весны оборвется жизнь, которая и так уже была слишком долгой.
Друсниец взвесил кошель в руке.
— Пожалуй, в этом городе есть только одна жизнь, которая столько стоит.
— Я здесь не для того, чтобы философствовать. Ты знаешь, о чем я говорю.
Он завязал кошель и спрятал его между диванными подушками.
— Почему этого не сделаешь ты? Ты ведь даже в школе училась проливать кровь.
— Я не смогу подобраться достаточно близко, — холодно произнесла она, пытаясь не обращать внимания на оскорбление.
— Так бывает, когда трупы не хоронят подобающим образом, а бросают на полях Друсны на растерзание волкам и воронам. Тут некоторые двери закрываются.
— Думаю, у нас слишком разное чувство юмора. — Она встала.
— Тебе следовало бы быть приветливее. Одно мое слово — и ты покойница. Ты здесь вдали от всех, кто мог бы помочь тебе.
— Разве я выгляжу как женщина, которой нужна твоя помощь?
Теперь он тоже встал.
— По моему опыту: женщины, которых можно снять на несколько часов, всегда о чем-то беспокоятся в жизни.
Коринна глубоко вздохнула.
— Я сдаю свои клинки.
— Которые без тебя недорого стоят. Не пытайся льстить себе. Дело не в этом. Интересно, сколько же стоит нанять тебя как замену на поединок? — Он кивнул на диван. — Я ведь теперь зажиточный человек. Ты бы стала работать в подвале?
— Не думаю, что мы делаем одно дело.
Он закатил глаза.
— Нет? Ты имеешь в виду, что есть благородный и неблагородный способы убийства?
— Это был поединок…
Он прервал ее грубым жестом.
— Не нужно мне ничего рассказывать, я все знаю. Мальчишке еще и шестнадцати не было. Да, он был вспыльчивым парнем, разбившим в пьяном виде несколько носов и выбившим несколько зубов. А фьордландец, который думает, что чего-то стоит, не может отказаться, когда его вызывают на дуэль. А если ему приходится сражаться с женщиной… Он пил?
Она ничего не ответила. Знала, что, напиваясь, он хотел набраться мужества. В большинстве случаев так поступают все горлопаны.
— Ты могла бы победить этого неумелого мальца голыми руками. Битва оказалась бы короче, чем понадобилось бы времени, чтобы взять щепотку нюхательного табаку и поднести к носу. И ты хочешь сказать, что мы делаем не одно дело? Какое еще слово есть для того, что ты совершила, кроме «убийство»? Не пойми меня превратно, я тебя не упрекаю. Я не люблю читать нотации. Мораль и представления о чести я похоронил в Мерескайе, когда вы забрали мою сестру и ее дочь. Вы сделали меня тем, кем я являюсь. Так что не надо притворяться честным рыцарем. Мы делаем одно дело. Если кто-то из нас двоих может сказать, что он — всего лишь клинок, то это, пожалуй, я. Мне еще не приходила в голову мысль убить Гисхильду. Но ножи и не должны думать, для того чтобы резать.
Другая битва
— …и я перешла в орден Древа Праха.