Меч эльфов

— Для меня спор по вопросам веры вовсе не позерство. А что касается твоих слов… Подойди к моему ложу. Я приставлю ствол к твоей груди. Туда, где бьется сердце. И тогда неважно, дрогнет ли моя рука.

Во рту у Мишель пересохло так сильно, будто она проглотила бочку муки. Она откашлялась, но не сумела издать ни звука. Они должны взять мальчика с собой. Священники решат, что с ним делать… Нет! Они не будут беспристрастны. Если Оноре представит им дело мальчика так, как видит его он, то за жизнь Люка никто не даст и ломаного гроша. Мишель знала, что у нее нет шансов против красноречивых братьев. Если она хочет спасти Люку жизнь, нужно сделать это здесь и сейчас. Стоит ли мальчик этого? Что она о нем знает? Но ведь дело, в сущности, не в нем. Дело в детях Друсны… В том, что она не сумела предотвратить убийство. Поэтому она всеми средствами должна бороться против мужчины, которому только что спасла жизнь и которого когда-то любила. Она просто не может стоять и смотреть. Это ее сломает.

Металлический щелчок забойника взорвал тишину в охотничьей комнате. Николо зарядил свинцовой пулей один из пистолетов.

Мишель облизала пересохшие губы. Оноре казался совершенно спокойным. Неужели так уверен в своей правоте? Действительно, он обладал жутковатым чутьем, когда Другие пытались увлечь их в западню. У нее такого дара не было. Действует ли она исключительно из сочувствия? Нет, нельзя дать себя запугать! На это он и рассчитывает. Она ведь знает его достаточно давно, чтобы понимать это. И все же… это срабатывает. Может быть, Бог действительно на его стороне, а она просто чересчур мягкосердечна?

Оноре откашлялся.

— Брат Фредерик, ты не приведешь мальчика? Мне хотелось бы, чтобы он присутствовал при том, что сейчас произойдет.

— Так ли это необходимо? — Слова камнем оцарапали горло Мишель.

Оноре сочувственно поглядел на нее.

— Неужели я должен напоминать тебе о том, как происходит Божий суд? Если ты хочешь вложить свою жизнь в руки Тьюреда, чтобы с оружием в руках вступиться за обвиняемого, преступник должен при этом присутствовать. Но помни, ты не обязана делать это! Никто не упрекнет тебя, если ты признаешь свою ошибку и возьмешь свой вызов назад.

Он оглядел всех присутствующих, Мишель проследила за его взглядом. Фредерик кивнул.

— Это действительно ошибка. Мы ведь одно звено… Братья и сестры, сплотившиеся на службе Тьюреду.

По взгляду Коринны Мишель поняла, что она на отступление не рассчитывает.

А Николо… Он снова отстранился: не смотрел им в глаза, проверял пистолеты.

— Он ведь всего лишь ребенок… — напомнила Мишель.

За ее спиной раздался звук, который ни с чем не спутаешь: взвели курок пистолета. Женщине-рыцарю не нужно было смотреть, чтобы знать, как Николо поставил ключ на квадрат и осторожно натянул пружину поворотного затвора. У нее на лбу выступил холодный пот. Все тело болело. Ей было нехорошо вот уже целый день. «Этот Божий суд совершенно лишний», — подумала она.

— Ребенок? — набросился на нее Оноре. — В моих глазах он подкидыш. Смертельная опасность в мире Божьем.

По лицу рыцаря градом катился пот. Глаза сверкали безумием. Он был помешан на том, чтобы стать орудием Тьюреда.

Фредерик привел Люка и Бартоломе. Оноре коротко объяснил им, что произойдет. Мальчик казался расстроенным. Он поглядел на Мишель, и та попыталась улыбнуться. Ей хотелось бы сказать ему, что все будет хорошо и что не нужно бояться, но голос снова не повиновался. Ей самой было страшно.

Николо принес оба пистолета — два тяжелых орудия. Пара выглядела совершенно одинаково. Серебряная инкрустация на рукоятках, изображавшая всадника на полном скаку, слегка потускнела.

— Я стреляю первым, — сказал Оноре. — Ты требовала Божьего суда, Мишель, поэтому мне полагается выбирать оружие!

Николо подошел к ложу раненого. У Оноре едва хватило сил удержать выбранный им пистолет.

Мишель взяла оставшееся оружие, взвесила его на ладони. Если бы это был ее седельный пистолет, она легко могла бы сказать, заряжен ли он. Это оружие оценить было невозможно.

Оноре приставил свой пистолет к бедру и сделал скабрезный жест.

— Иди сюда, Мишель. Давай в последний раз побудем вместе, как в старые добрые времена.

Этого ей хотелось в последнюю очередь. Ночь в Бресне разорвала между ними все связи. Никогда больше они не будут близки! Она подошла к ложу раненого. Для одного из них это станет прощанием с жизнью. И только Тьюреду известно, кто это будет.

— Пусть мальчишка сгорит, он того не стоит, — прошептал Оноре.

— Пусть идет с миром, и не будет Божьего суда, — ответила Мишель.

Горячечное безумие исчезло из глаз Оноре. Внезапно она снова увидела в нем молодого рыцаря, в которого когда-то влюбилась. В лицо ей уставился дрожащий ствол пистолета.

— Ты решила. Пусть Тьюред будет нашим судьей, — печально произнес он.

Мишель была потрясена. Она знала, что сделает с лицом тяжелая свинцовая пуля, выпущенная с такого расстояния. Он хотел стереть ее лицо из своей памяти.

Она приставила дуло своего пистолета к его груди, прямо поверх ребер, туда, где билось сердце, ставшее для нее таким чужим.