Тимандра шагнула к клетке, но на пороге замешкалась, оглянулась на Адонию. Глаза ее были полны слез, и Адония зажмурилась, потому что не знала, чем помочь.
И тогда шагнула вперед Аспазия. Она не знала, что происходит с Тимандрой, однако женское чутье подсказало ей, что этой неопытной аулетриде нужно сейчас услышать не суровые указания верховной жрицы, а совет доброй подруги. И она шепнула:
– Если станет совсем тяжко, представь, что ты с тем, по кому сгораешь. Не смотри на этого раба, зажмурься – и вообрази то, единственное лицо, которое измучило тебя. Поверь, это поможет!
И Аспазия отступила, пропуская Тимандру в клетку.
Девушка вошла туда и, встав на колени над телом раба, опустилась на него, медленно принимая в себя напряженную мужскую плоть. Она даже не взглянула в лицо этого золотоволосого юноши – глаза ее были зажмурены, лоб сосредоточенно нахмурен, губы чуть приоткрыты. Она поднималась и опускалась, сначала медленно, потом быстрей и быстрей, и пальцы ее то сжимались, то разжимались, словно повторяя судороги ее лона. Но вот Тимандра задышала чаще, закинула голову, плечи ее дрожали, движения стали судорожными… раб уже вовсю стонал, бился от наслаждения… и тогда Тимандра закричала:
– Хорес! Хорес! – и обессилено поникла на грудь своего мимолетного любовника.
– Прекрасно, – сказала Никарета, наблюдавшая за каждым мгновением этого почти мучительного и столь бурного соития. – Прекрасно…
Аспазия кивнула и отвернулась, скрывая слезы, вдруг подступившие к глазам.
– Хо-рес? – повторила Лавиния с презрением. – А кто такой Хорес? Уж не тот ли красавец, который угадал твое имя на недавнем симпосионе, а потом обладал тобой? Что, его фаллос поразил тебя в самое сердце, как стрела Эроса?
И она издевательски захохотала.
– Да, – сказала Тимандра, поднимаясь и выходя из клетки. – Хорес – тот самый, кто угадал мое имя, но не пожелал угадать твое!
Лавиния злобно сверкнула глазами и примолкла, но ненадолго.
– Теперь я понимаю, что верховная жрица хотела вразумить именно тебя своей речью, – ехидно пробормотала она. – Ты зря пришла в храм Афродиты Пандемос, Тимандра! Тебе надо найти мужа и провести жизнь прикованной цепями брака к ткацкому станку!
– Зато ты, – тихо ответила Тимандра, – даже если будешь прикована самыми тяжелыми цепями, все равно сбежишь, чтобы отдаться всем рабам твоего мужа подряд, даже если придется дважды заплатить своим телом привратнику за такое удовольствие, потом омыться в дворовом водоеме и уползти без сил в свою постель.
Лавиния отшатнулась так, словно Тимандра плюнула ей в лицо огнем, но тут же, взвизгнув, кинулась было на нее, да отшатнулась, натолкнувшись на яростный взгляд.
– Не тронь меня, – с ненавистью прошептала Тимандра. – И я не трону тебя!
– Ладно, – отвела глаза Лавиния, – не будем ссориться!
И быстро вышла из рабского двора.
– Чем это ты усмирила Лавинию? – восторженно воскликнула Адония.
– Неважно, – отмахнулась Тимандра. – Главное, что она усмирена!
Никарета и Аспазия переглянулись. Они не слышали ни слова из этого стремительного разговора, однако обе чувствовали: случилось что-то неладное.
И вдруг страж-привратник вбежал в рабский двор с самым запыхавшимся видом и склонился перед Никаретой:
– Госпожа моя! Там… там явился кто-то… кто хочет стать евнухом при школе!
Никарета всплеснула руками:
– Неужели богиня, покровительница наша, услышала, наконец, мои молитвы?! Аспазия, продолжай матиому, а я взгляну на этого человека. А вы слушайтесь наставницу и старайтесь хорошенько, не то первое, что сделает новый евнух, это выпорет всех подряд!
Впрочем, в ее голосе не было угрозы – в нем звучала откровенная радость.
– Каков же этот евнух? – нетерпеливо спросила верховная жрица. – Могуч ли он? Солиден? Привлекателен ли? Уродлив?
– Госпожа, ты сама увидишь, – пробормотал привратник, потирая плечо и с каждым шагом заметно отставая от Никареты. Похоже было, что он не слишком хочет возвращаться к воротам. Да и в самом деле – едва отперев калитку, он отпрянул, попуская верховную жрицу вперед и явно не намереваясь ее сопровождать.
Никарета вышла на ступени храма и осмотрелась, ожидая увидеть внушительного, полного, бритоголового мужчину в белом одеянии – ведь именно так выглядели все евнухи, которые служили прежде в школе гетер. Однако никого подобного она не обнаружила. Чуть поодаль, сложив на груди руки, стоял высокий, широкоплечий человек в короткой, до колен, черной кожаной безрукавке, открывавшей мощные, мускулистые руки и ноги. У человека были коротко остриженные и довольно косматые волосы, словно бы он причесывался не гребнем, а пятерней. Лицо его с узкими черными глазами было бы красиво, если бы не слишком суровая складка небольшого, стиснутого рта. Его крепкое туловище опоясывал кожаный пояс, за который была заткнута плеть.
– Приветствую тебя, верховная жрица, – сказал человек низким голосом, в котором прочем, иногда прорывались высокие, словно бы истерические ноты.