Меч Господа нашего-3 [СИ]

Оберст-лейтенант обернулся и увидел идущего к ним человека.

— Чертов сукин сын… Пронюхал все таки. Подожди… я сейчас.

Они отошли в сторону, к колонне, заговорили — по отголоскам лейтенант понял, что по-немецки. Говорили недолго, пару раз неизвестный посмотрел в его сторону, вроде как с уважением. Закончилось все тем, что они обнялись — и человек пошел к большой группе ССовцев, вермахтовцев и его солдат. От нее отделился еще один человек в форме гауптмана верхмахта, они отошли и тоже стали о чем-то разговаривать.

Вернулся прадед.

— Кто это? — спросил его лейтенант — он ведь не немец?

— Да… не немец — проворчал дед — тот еще сукин сын, сварливый как баба. Капитан Тимофей Прошляков, полковая разведка Третья ударная армия. Это он меня подстрелил из танкового пулемета, уже с двумя пулями в груди. Третей — Ганс его успокоил. Только здесь очутился, смотрю — и он тут как тут. А потом и Ганс прибыл. Он тут специально оставался — пока здесь находился я, отказывался уходить, хотя мог бы. Думаю, теперь ему недолго тут оставаться…

— Прибыл? Оставался? Дед, как все тут устроено? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Не понимаешь? Ладно, время пока есть. Те, кто совершил подвиг и погиб — или просто достойны оказаться здесь — после смерти оказываются здесь. Но места тут не так уж и много, это кажется, что много… на самом деле мы тут много чего достроили своими руками, делать то было нечего. А так как места немного — здесь есть что-то вроде… замены на линии фронта, не знаю, есть у вас такое или нет.

— Тур — понимающе кивнул лейтенант.

— Как?!

— Тур. Четыре месяца айнзац, потом три года отдыха.

— Хорошо воюете… — сказал прадед — в мое время две недели отпуска за большое счастье было. Вот так вот — вы, к примеру, прибыли, двенадцать человек, так?

— Тринадцать. С нами чех был… Франтишек, кажется…

— Это не в счет, чехи — не к нам, у них там свое. Вот вы двенадцать человек сюда прибыли, так?

— Так.

— Значит, двенадцать человек из нас должны отправиться назад — сегодня же, как только протрубят герольды. Кто — это мы сами между собой решаем. Пойдут самые опытные, мы так решили. Если такое началось… — прадед не договорил.

— И что… здесь и афганцы есть?

— Не видел. Может, где-то и есть, только не видел. Русских видел, поляков. Англичан, американцев, французов. Этих твоих недочеловеков — не видел. Может и есть где, но врать не буду — не видел.

— А кто решает… кому сюда…

— Не знаю. Тут один ефрейтор — три раза побывал, отчаянный парень. Снайпер, как и я. Правда, он мне не ровня, я на рожон никогда не лез, не подставлялся. Да и за три раза — у него счет меньше, чем у меня за один.

— А как отсюда… выбраться?

Прадед усмехнулся:

— Назад хочешь?

— Ну… да, наверное — неуверенно сказал лейтенант.

— Вот как сюда кто еще придет — может, и уйдешь. Если большая беда началась, значит, пополнение тут будет. Тут ведь как — у русских, к примеру, личный состав по три-четыре раза сменился, пока мы тут сидели — куковали. Нехорошо получается. А как обратно идти… Тот ефрейтор рассказал — валькирии выводят тебя на дорогу, странную какую-то. Идешь по ней, идешь — а потом выходишь куда-то. Это уже там. Труди раз тебя нашла — она тебя на дорогу и отведет. Когда время твое настанет.

— Так что же получается… если в нации много героев, то и те, кто геройски погиб — не засиживаются здесь, а возвращаются обратно, так? Так что ли?

Прадед сурово усмехнулся:

— А ты думал — как?

Герольды протрубили, когда по прикидкам лейтенанта прошло часа три. Все это время — он разговаривал с прадедом, рассказывал, что произошло с Германией и с миром. Прадед сурово хмурился, но ничего не говорил, и не ругался. Лейтенант не хотел бы оказаться в шкуре тех политиков, которые будут править Германией — если прадед и в самом деле вернется. Оберст-лейтенанта Крайса сбили еще в самом начале войны, над Польшей. Он тогда был хвостовым стрелком на Юнкерсе-52, первым по меткости стрелком из авиапулемета в выпуске. Потом — переквалифицировался в снайпера, но остался в Люфтваффе, был приписан к штабу Геринга, входил в особую группу «метеорологов» — дальней разведки Люфтваффе. Заядлый охотник и стрелок еще до войны, он начал вести свой счет в сорок втором, в Сталинграде — они действовали с внешней стороны окружения, дезорганизовывали тыл красных, вели разведку, выбивали командный состав — и просто убивали, как можно больше убивали. Потом он — воевал под Ленинградом, с егерями охотился на партизан в Белоруссии, прикрывал отступление группы армий Центр, нередко оказываясь в оперативном тылу Красной армии и неизменно выбираясь оттуда. Рыцарский крест получил за то, что наткнувшись в тылу советской армии на крупную группу окруженцев, в том числе одного генерала — возглавил их и вывел к своим без потерь. Закончил свою карьеру снайпера в Берлине сорок пятого, но официально его счет не велся уже с Зееловских высот. А ведь что на высотах, что в самом Берлине — для снайперов было настоящее раздолье…