— Это в том самом укрепленном монастыре, где главная ставка твоей дочки, Библис, — осенило Эстрелью. — Видела я ее однажды, эту Зигги. Отменная наездница и первоклассный конюх. Между делом забавляется и селекцией высокоудойных коров. Кьяртан, а как, по-твоему, красива она, твоя… хм… избранница?
На что Кьяртан ответил, что считает подобное заявление прямым вызовом и что он вовсе не заморачивался подобной проблемой. Девица как девица, только что очень на парня похожа. В самый для него раз, в общем.
Мы, признаться, немного испугались — ибо хотя он, конечно, был еще тот хитрюга, но любая его хитрость была склонна плавно перерастать в романтическое чувство. Нечто подобное прямо-таки просвечивало сквозь его наигранную страстность, так ловко сдерживаемую… Или мы преувеличили?
Да уж, Кьяртан нас порядком удивил, чтобы не сказать обескуражил. Больше всего в этой истории поражало то, как резво наш непробиваемый и принципиальный девственник соизволил впасть в страсть и попасть в масть. Он, естественно, упоминал себе в оправдание знаменитый «coup de foudre», то бишь, «удар молнии». Эта идиома подразумевала нешуточную влюбленность и более всего напоминала мне те многочисленные увертки, на которые наш королек был горазд с самого своего безоблачного детства. Приспичило — и хоть ты тресни. Только вот любовной тяги сие отнюдь не означало: ибо разве наш инфант террибль когда-нибудь влюблялся в нечто более мягкое и податливое, чем его прирученная и инициированная Белуша? Однако ведь всё бывает в первый раз. И даже иногда в последний и вообще навсегда.
Что до его, так сказать, нареченной…
Умница-разумница Зигрид улучила удобный момент, когда Бельгарда решила собственнолично проследить, как обихаживают ее драгоценную кобылу необычной масти — соловую с почти белыми гривой и хвостом и вдобавок такую же голубоглазую, как «изабелловые» кони — отчего вышеупомянутую кобылу прозвали «Хрустальные Глаза». Отменной красоты и совершенно отвратительного и непереносимого нрава, как и все любимцы.
Отбивать денники строптивых кобыл у королевской невесты получалось нисколько не хуже, чем крутить бычьи хвосты, так что преподобная мать взирала на дела ее рук с удовлетворением. Улучив минуту, когда в их сторону никто не глядел, девица учтиво поклонилась и сказала настоятельнице, что ее девства снова домогаются, причем сугубо — и человек вполне знатный.
— Тут не время и не место обсуждать подобные вещи, — обрезала ее Бельгарда. — Переоденься в чистое и приходи ко мне в приемную — скажешь, что тебе назначено. Да не медли — у меня только час полуденного отдыха перед обыденными трудами. Цифры эти… Сводки…
К объяснению последних слов присовокупим, что из нашей кроткой и светлой Беллы постепенно образовался незаурядный политический и финансовый деятель.
Итак, Пастушка второпях ополоснулась из питьевой колоды, нарядилась в целое и чистое, то есть в парусиновую рубаху ниже колен с пеньковой опояской, такие же штаны и крепкие башмаки, которые успели окунуться в навозную лужу лишь единожды.
Бельгарда ждала ее в приемной и сразу же указала на одно из кресел. Надо заметить, что комфортностью эти сооружения были ничуть не лучше сенаторских курульных кресел, хотя и сотворены не из камня, но из несколько более мягкого дерева. Я так понимаю, мореного дуба.
— Ну, говори, — начала аббатиса. — С кем это вы стакнулись этак скоропостижно?
— Мать аббатиса, — отвечает Зигги сокрушенно, — он из таких, коим и захочешь — не осмелишься отказать.
— Ну?
— Ваш племянник.
— Кьярти? О-о.
— Да. А противиться королю — значит сотворить бунт и проявить сугубое неповиновение Богом данной власти.
— Нет, правда?
— Мать аббатиса, кто и когда осмеливался вам лгать?
— Я про иное. Про послушание властям. Про то, что ты не объяснила ему толком и во всех деталях. Ведь насчет смелости… вернее, наглости и склонности к бунту…
— Мать аббатиса!
— Он что, прямо-таки возжелал этого? Ну, в твое кабальное ярмо вместо обручального колечка влезть?
— Господин наш король намеревается меня выкупить.
— Я так думаю, ты ему доложила, что кроме долга родителей, даже если не считать процентов… ладно, время принадлежит Богу, и не к лицу монахиням на нем наживаться. Что не денег мы хотим в прикуп, ибо живой человек несоизмерим с мертвым золотом. Что помимо всего король должен будет возместить нам то классическое, духовное, физическое и метафизическое образование, коему тебя подвергали начиная с пяти лет и вплоть до того времени, когда тебе вздумалось ограниченно приложить свои элитарные знания к практике.
— Нет пока, святая мать. Не доложилась. Однако он понимает, что — при любом раскладе — придется ждать не менее трех лет.
— Его это устраивает, получается. Надеется на вольный выпас, пользуясь твоей терминологией?
— Нисколько. Мы вполне согласны на сговор. Обручение. Сокровенное таинство. Белый брак. Это же его не закабалит и меня от вас не уведет?
— Да кто ему позволит венчаться с простолюдинкой! — голос Бельгарды нарочито гневен.