Меч и ятаган

Тихо булькнула жидкость, и монах, аккуратным движением приподняв Томасу голову, одной рукой слегка ее наклонил. Другой он поднес к губам раненого медную кружку, чтобы тот отпил. Томас благодарно припал к воде, первым глотком ополоснув пересохший рот, а несколько других неторопливо проглотив. После этого он кивнул: дескать, хватит. Монах опустил ему голову на валик и, убрав руку, переместил ее Томасу на лоб.

— Да, в самом деле, жара не чувствуется. Это хорошо. — Он снова улыбнулся. — Когда вас сюда только принесли, я, грешным делом, подумал, что вы не протянете. Такие ожоги, да еще и пуля застряла в ноге… Судя по всему, она попала, когда вас вытаскивали из воды. Ожоги, да еще потеря крови — кто бы мог подумать, что вы вообще одолеете ту первую ночь. Крепкое же у вас сложение, сэр Томас… Но и при этом смерть над вами буквально витала. У вас начался жар, и я многие дни боялся, что мы вас потеряем. Выжили вы прежде всего благодаря неустанным усилиям женщины, которая вас выхаживала.

— Женщины?

— Да. Вдовы, насколько я понимаю, покойного сэра Оливера Стокли. Она также утверждает, что вы с ней в дружеских отношениях. — Монах попытался изобразить знающую улыбку, чем вызвал у Томаса глухое раздражение.

— Как тебя звать, брат? — просипел он.

— Христофор.

— Так вот, Христофор: леди Мария действительно мой друг и женщина безукоризненной репутации.

— Кто бы сомневался. Я ни в коем случае не хотел вас задеть.

— Где она?

— Отдыхает. Те прошлые недели она от вас, можно сказать, не отходила. Присматривала за каждым вашим движением. Временами ей помогал ваш оруженосец, когда мог себе позволить отлучиться с дежурства. Она кормила вас, омывала, меняла повязки. Бедняжка совсем выбилась из сил. Как только я заметил, что жар у вас спадает, я чуть ли не силком отправил ее домой отдохнуть. Это было нынче утром. И то она сказала, что к вечеру непременно вернется.

Томас кивнул, а сам глаз не спускал с монаха.

— Ты говоришь, недели… Так сколько я здесь уже лежу? Какой нынче день, месяц?

— Да уж август месяц, сэр. Двадцать второе число.

— Август? — Томас уставился в тревожном изумлении. — Значит… я тут уже считай что два месяца?

Монах кивнул.

— И первые четыре недели я сомневался, останетесь ли вы в живых, несмотря на ваше прочное английское телосложение. Считайте, что полмесяца мы сбивали ваш жар. И лишь несколько дней назад я понял, что вы идете на поправку. Хотя и после нее вам предстоит жить с последствиями ваших ранений.

— Ты мне скажи, что там с осадой? — нетерпеливо перебил Томас.

Монах поджал губы.

— Турки обложили нас со всех сторон. Ночами палят в самое сердце Биргу, женщин и детей поубивали сотни. Мы по-прежнему удерживаем все бастионы и стену, хотя уже с трудом. У Великого магистра осталось меньше трети людей, с которыми он начинал. Все меньше еды и воды, неважно и с настроением. Был слух, что в конце июля здесь высадится дон Гарсия со своей армией, но, видать, ничего из этого не вышло. И что ни день, то вражеские пушки продолжают ровнять наши стены. Каждый раз, когда образуется новая брешь, турки бросаются на приступ, а мы их отбрасываем. — Монах, помолчав, с недоумением покачал головой. — И откуда в них столько злости, чтоб из раза в раз вот так на нас бросаться? Чего только они не перепробовали! Перетащили даже галеры, что поменьше, через вершину Шиберраса и попытались высадиться на Сенглеа. Правда, на берегу их всех порубили в куски, а суда им поразбивали наши пушки. Остальные, кого не изрубили и не постреляли, все как есть пошли ко дну. Тонули сотнями… Справедливости ради надо сказать, что боевой дух у них тоже подвыдохся. Пленные говорят, Мустафа-паше все труднее поднимать своих людей в атаку. В лагере у них хворь и голод. Скоро, боюсь, мертвые на этом Богом забытом камне превысят число живых. — Монах, прикрыв глаза, с усталым вздохом потер себе подбородок, а затем выдавил улыбку. — Ну да ладно, Бог с ней, с осадой. Вам отдыхать надо.

— Да какой тут отдых… И кстати, что там насчет моих ран? Когда я снова смогу сражаться?

— Сражаться? — Монах будто бы опешил.

По спине пробежал холодок. Томас рискнул попробовать сесть — чуть-чуть, лишь бы оглядеть себя, — но от слабости и боли повалился обратно, зашипев от досады.

— Скажи мне, — ухватил он нетвердой рукой руку монаха.

Монах с печальным вздохом принялся излагать:

— У вас обширные ожоги по левой ноге и бедру, а также на левой руке, правой части шеи и лица. Плюс ранение в ногу. Правый глаз у вас опален и, судя по всему, видит не ахти. Я прав?

— Так, пятнами, — досадливо ответил Томас.