Меч и ятаган

Они двинулись на убывающий шум сражения, перешагивая через тела и приостанавливаясь только затем, чтобы прикончить тех из врагов, которые еще могли представлять собой опасность. Пыль начинала понемногу оседать; вот впереди уже приоткрылась местность в направлении залива Святого Павла. Сразу же стало ясно, что турки сломлены. Стаи сарацин оттекали от идущих грозным натиском христиан. Многие бросали оружие и оснастку, чтобы было сподручнее уносить ноги. Испанцы, продвигаясь, без жалости убивали нерасторопных и ослабевших; снисхождения не было ни к кому. В погоню вступили всадники подоспевшего гарнизона Мдины: набрасываясь с фланга, они с грозной лихостью покрикивали, настигая и добивая врага, принесшего на эту землю столько горя и лишений за долгие месяцы осады. Это была уже не битва, а скорее расправа диких, неутолимых мстителей над беспомощными сарацинами. Ни у тех, ни у других не было уже и намека на боевой порядок – так, разрозненные стаи среди голого, изуродованного пейзажа.

Вдвоем с Ричардом они брели по окрестности – через ставшие бесплодными поля, мимо почерневших остовов крестьянских построек, спаленных османами. Доспехи давили гнетущим весом, каждый шаг давался с немалым трудом. Кровь на щеке запеклась; со лба тек едкий пот, и намокшая поддева немилосердно корябала кожу. Наконец мили через три они взошли на небольшой подъем с видом на гавань, куда когда-то, во время оно, прибыл святой Павел, дабы обратить сердца островитян в новую веру мира и всеобщего братства. Только картина, что открывалась взору сейчас, больше напоминала мрачное видение ада.

Османские солдаты оказались прижатыми к прибрежной полосе. Небольшие группки из отчаяния напускались на своих преследователей и бились, бились хотя бы за тот пятачок, на котором стояли. Сотни других забредали в воду и вплавь пытались добраться до своих кораблей, дремлющих на рейде. Между галерами и отмелью озабоченно сновали мелкие суда – баркасы, лодки, – стремясь вывезти как можно больше своих. Между тем к чающим спастись подбирались испанцы и, безжалостно закалывая тех, до кого могли дотянуться, не вполне по-христиански обшаривали их на предмет поживы, а затем бросали и шли к следующим. Не было мирно и у лодок: турки, тесня друг друга, набивались в них так, что удивительно, как те не шли ко дну.

Одна из уже переполненных посудин, гребцы которой веслами отгоняли лезущих, безумно раскачивалась и наконец перевернулась, опрокинув всех в море. Вода отмели приобретала мутно-багряный оттенок, и розоватая пена прибивалась к берегу там, где его нежно полизывали мелковатые волны.

– Глянь-ка туда, – указал Ричард.

Примерно в четверти мили у воды все еще храбро сражался один из отрядов янычаров, числом с сотню. Дрались в основном копьями, а помогала им горстка аркебузиров, с завидным хладнокровием постреливающая в азартно наседающих испанцев. Среди стоящих полумесяцем турок выделялся некто осанистый, в шелковых одеждах и тюрбане с каменьями.

– Ого, сам Мустафа-паша, – сипловато выдохнул Томас. – Если его возьмут, для султана это будет полный срам.

– Ну так давайте же! – Ричард, вскочив, уже спешил с копьем вниз по откосу. – Надо его брать!

– Стой! – крикнул ему вслед Томас. – В смысле, дождись меня.

Предвечернее солнце, снижаясь, отбрасывало на сцену побоища длинные тени. Сумрачно, с ржавым от крови и пыли оттенком поблескивали доспехи христианских солдат, вершащих свое убийственное ремесло.

Со ската было заметно, как от вражеского флагмана спешно отошло несколько лодок, направляясь, по всей видимости, за своим командиром и его охранителями.

Едва лодки достигли отмели, как к ним по кровавому прибою – и впешь, и вплавь – припустили десятки людей. Между тем лодочникам была определенно дана команда брать на борт только янычаров, а потому они яростно рубили ятаганами любого, кто приближался к ним. Штандарт Мустафа-паши привлекал к себе внимание преследователей. Борьба между испанцами и янычарами стала приобретать характер остервенелости.

– Надо спешить, – на ходу проронил Ричард, – иначе он уйдет.

Ноги были будто налиты свинцом, но отец с сыном, превозмогая усталость, перешли на трусцу; до ужаса неудобно колотили по бокам ножны. У берега сопротивлялись уже считаные единицы. Кто-то бросал оружие и падал на колени, но его тут же без жалости срубали. Торопливо отчаливали лодки, подхватив тех, кого еще можно было вытащить из воды. На носах галер опасно завозилась орудийная обслуга: османы готовились напоследок пальнуть – дескать, вот вам, неверные, за ваш остров и за наших погибших там воинов. И за султана Сулеймана.

Мустафа-паша в сопровождении штандартоносца и еще двоих брел по воде к одной из флагманских лодок. Позади него, прикрывая отход, мужественно дрались телохранители.

– Сюда! – задыхаясь, бросил Томас, под углом пускаясь в сторону вражеского военачальника.