Ричард перечел письмо еще раз – медленно, вдумчиво, – а затем бережно сложил и поместил за пазуху дублета, возле сердца. Он взошел по лестнице и, остановившись там рядом с матерью, неотрывно смотрел через бухту на полуразрушенный Сент-Эльмо.
У себя на плече он ощутил прикосновение материнской ладони.
– Ричард, с тобой все в порядке?
Юноша, как мог, старался превозмочь в себе зияющее горе и бесконечную, неотплаченную благодарность человеку, который был ему отцом и верным другом. К Марии юноша обернулся с вымученной улыбкой на лице.
– Да, мама, в порядке, – кивнул он; подавшись вперед, поцеловал ее в щеку и нежно взял в руки ее ладони. – Мама, поедем домой.
– Домой?
– В Англию. – От одного этого слова по сердцу разлилась томная тоска. Однако оставалось еще одно, последнее, задание, которое ему надлежало выполнить, после чего можно будет вздохнуть более-менее спокойно. – В Лондоне мне надо будет вначале навестить одного господина. А затем нас с тобой ждет прекрасный дом. А также фамильный герб и титул. – Открыв ладонь, он посмотрел на кольцо. В горле запершил комок. – И я сделаю все, что в моих силах, чтобы быть достойным сыном сэра Томаса Баррета, рыцаря Ордена Святого Иоанна.
Мария задумчиво улыбнулась, но вынести на себе взгляд сына не смогла и поглядела в сторону. Было видно, что глаза ее блестят искорками слез.
– Я уверена, он бы тобой гордился.
– Это единственное, о чем бы я мечтал. – Ричард помолчал, после чего прочистил горло. – Тебе, вероятно, надо сделать приготовления к отъезду. Не буду тебя от этого отвлекать.
– Ты куда-то собираешься? – взволновалась Мария.
– Да тут, надо кое-что сделать. Важное. А затем, как управлюсь, сразу приду.
– Обещай мне это.
– Клянусь, мама.
– Хорошо, – кивнула она, помолчав. – Только не задерживайся, ладно? Ты у меня теперь один на всем свете… дорогой мой сынок.
В груди Ричарда взросла радость. Легонько, любяще стиснув матери ладонь, он промолвил:
– И минуты лишней не задержусь.
Он закрыл за собой тяжелую дверь обители, приглушив трезвон колоколов, разносящийся над крышами Биргу и эхом раскатывающийся по улицам, заполненным радостно взволнованным народом, чуть шальным от понимания, что величайшее испытание всей жизни позади и можно жить дальше.
В зале было тихо и сумрачно; свет струился единственно из высоко расположенного окна. Ричард огляделся, после чего пошел по коридору, ведущему на кухню. Здесь он прихватил свечу и запалил ее от огнива Дженкинса. Неся впереди себя огонек, он спустился в подвал под домом – более надежное хранилище завещания короля Генриха. В маленьком заброшенном альковчике выдвинул неплотно прилегающий кирпич и отложил его в сторону, после чего нашарил в нише заповедный свиток, за которым его и послали из Англии. Сейчас казалось странным, что когда-то этот документ был для него важнейшим по значимости и опасным сокровищем. Какое-то время Ричард держал гладкий пергамент над тускловатым огненным венчиком. Затем без какого-либо колебания поднес уголок завещания к огню и смотрел, как золотистый трепетный язычок лижет, разрастаясь, край документа – вначале робко, а затем все увереннее, оставляя за собой землисто-серый след пепла. Документ Ричард удерживал на весу до последнего момента, пока руку не опалил огонь; тогда он выпустил пергамент на пол, куда тот спорхнул огненной бабочкой, выпустив снопик искр, и истаял в темноте, когда гореть стало уже нечему. Тогда юноша со вздохом повернулся и поднялся обратно к кухне.
Проходя коридором, со стороны зала он заслышал шевеление. Стараясь ступать потише, выглянул из коридора и увидел в зале слугу, который сейчас прилаживал там к стенке лестницу.
– Старина Дженкинс?
Старик, вздрогнув, обернулся, а увидев Ричарда, со вздохом облегчения улыбнулся.
– Рад вас снова лицезреть, господин Ричард… – Тут его улыбка потускнела. – Хотя куда как радостнее мне было бы видеть с вами и сэра Томаса.
– Получается, ты уже знаешь?
Тот кивнул.
– Услыхал от одного из слуг в Сент-Анджело, когда мы в соборе возносили благодарственный молебен Господу. Горе-то какое… Вот, вернулся сразу после службы. Собирался кое-что сделать.
– Как и я, – улыбнулся каким-то своим мыслям Ричард. – И как, сделал?
Старик вместо ответа подошел к столу и поднял с него какой-то сверточек из красной шерсти. Развернув, вынул из него небольшой деревянный щиток с гербом, который протянул Ричарду.
– Вот, – горделиво сказал он. – Припрятал понадежнее, когда мне велели снять его с крючка в обители и выбросить. И все надеялся, что настанет день, когда гербик этот возвратится на свое положенное место. Долго же мне пришлось ждать… И вот, думаю, время настало. Вы мне не поможете, юный господин? А то ноги-то у меня уже не те, что были когда-то.
– Охотно, – протянул руку Ричард. – Давай-ка я.
Дженкинс чуть помедлил, а затем протянул щиток юноше.
– Спасибо, сэр. Тут у него сзади петелька. – Ричард перевернул, посмотрел. – Вон туда можно повесить, на тот самый гвоздь, – старик указал на пустующее место на потолочной балке, недалеко от лестницы. – Он как раз там и висел.
– Сейчас все сделаем.