Меч и корона

Такого красивого мужчины я еще в жизни не встречала. Не успела я связать и двух слов, как огонь желаний воспламенил все мое существо — да уж, я сразу безошибочно узнала это томление, эту жажду, острую, словно лезвие отточенного меча. Это тебе не ночные грезы, после которых просыпаешься с пересохшим ртом и пустотой неудовлетворенности, не романтический туманный образ из песен трубадуров, по которому хочется вздыхать. Это был настоящий мужчина: он был живым, он дышал, он стоял передо мной в моей светлице. А когда улыбнулся и поклонился с невероятным изяществом, сердце у меня екнуло и гулко забилось о ребра. В тот миг я позабыла Людовика, забыла о том, как неудачно пыталась его соблазнять, Забыла об одиночестве и о своей жизни, не наполненной любовью. Обо всем на свете позабыла, кроме своего изголодавшегося тела и истомленной души. Кроме желания прикоснуться к этому мужчине и ощутить его прикосновение. Я до краев наполнилась уже тем, что он просто находился здесь и смотрел на меня так, будто я была той женщиной, которую он искал всю жизнь.

Что ж! Ничего такого я, разумеется, ему не показала. Заставила себя дышать ровно и твердо смотреть ему в глаза.

Господи, да ведь граф Жоффруа был смельчаком! Он смотрел на меня не как на свою повелительницу, а так, словно готов был сорвать с меня все шелка и овладеть мною тут же на полу. И, Пресвятой Девой клянусь, я тоже желала этого всей душой. Так он и стоял, наполняя мой покой ярким светом не хуже самого солнца. Жоффруа Красивый. Прекрасный. Восхитительный. У ноги его стоял красавец волкодав. Ощущение у меня было такое, будто из светлицы улетучился весь воздух и трудно было делать каждый вдох.

Я что же, ума решилась?

Прежде всего, меня потрясла его фигура. Он был рослым, заметно выше меня, широкоплечим и поджарым, что обличало в нем опытного воина. По светлице двигался легко и непринужденно, а гибкость его мышц выгодно подчеркивалась короткими штанами и высокими, до колен, сапогами из мягкой кожи. А как приятно мне было видеть мужчину, облаченного в камзол из шерсти густо-синего цвета, обшитый галуном и богато отделанный шелком! Самоцветы искрились и переливались на его груди, на пальцах, на полях фетровой шляпы. Плащ из тонкой шерсти, предохранявший от осенней прохлады, сейчас был переброшен через одно плечо за спину, дабы не стеснять движений.

Я внимательно всмотрелась в его лицо.

Право, на такую красоту стоило посмотреть. Я никогда не представляла себе, что у него, несмотря на довольно распространенное прозвище, окажется такое поразительное лицо. К моей радости, чисто выбритое. Я задержала взгляд на его губах. В их прямых линиях угадывались твердость характера и легкий намек на вспыльчивость. Прямой нос, подбородок, отнюдь не скрывавший силы воли своего обладателя, от которого исходили упругие волны уверенности в себе.

Граф Жоффруа замер на месте, сдернул с головы шляпу, украшенную драгоценной заколкой с пресловутой веточкой дрока — planta genista[52], — принесшей ему второе прозвище, и отвесил мне изысканнейший поклон. Волосы его, коротко подстриженные, заблестели, отливая ярким рыжеватым цветом, рассыпались, закрыв лицо с очень светлой кожей, которая часто сочетается с таким цветом волос.

Я изо всех сил старалась взять себя в руки, взывая к своему высокому происхождению и благородной аквитанской крови.

— Приветствую повелительницу Пуату.

Голос у него был нежный и глубокий.

— Плантагенет!

Я вздернула подбородок и взглянула на поникшую веточку с желтыми цветками.

— Совершенно справедливо. — Суровый рот стал мягче, когда граф заулыбался. — Мы рады видеть вас здесь.

— Спасибо, благородный Жоффруа. — Как-то совсем нелепо оробев в присутствии этого мужчины, я не могла придумать, что сказать. — Какое прекрасное животное, — выговорила я, когда волкодав со вздохом улегся на пол и положил голову на лапы.

— Да, она у меня красавица. И ведь еще не совсем выросла.

В ясных серых глазах графа не было и намека на его подчиненное положение, а улыбка становилась все шире, ласковая, доверительная.

— Мы не ожидали вашего приезда, госпожа. Надо было предупредить нас, тогда бы мы подготовились как следует.

— Я и сама приняла это решение внезапно.

Оказалось, я протянула ему руку. Граф Жоффруа взял ее и поднес к губам, прижал к ним мои пальцы, все так же глядя мне в глаза. От его прикосновения у меня мурашки побежали по коже, и я задержала руку, которую обхватывали его длинные тонкие пальцы. Потом отдернула. С чего это я так отупела? Отчего мне не хватает гордости не смотреть на него с таким выражением, словно я в жизни ни к кому так не стремилась? Горячая кровь прихлынула к моим щекам, и я с ужасом подумала о том, что этот надменный человек уловил мое смущение: в уголках его рта мне почудилась насмешка…

— Стало быть, ваш царственный монах позволил вам сбежать из застенков острова Сите и путешествовать в одиночестве.