Меч и корона

— Скажу о земной славе такого предприятия. Всем вам хорошо известно, что герцог Аквитанский Гильом хорошо показал себя в крестовом походе. В сочиненных им песнях говорится о храбрости и беспримерных подвигах рыцарей, посвятивших себя этому богоугодному делу. Неужто вы не помните? Как торжественно шли они по землям Европы, доспехи и оружие золотом горели на солнце, а над головами трепетали на ветру боевые знамена. — Голос мой потеплел, зазвучал более проникновенно, когда я стала рисовать эту картину, желая, чтобы они увидели ее воочию. — Неужели не припоминаете рассказы об их славе и гордости, о небывалых победах? О днях, когда свершались подвиги высокие и благородные? И сегодня еще прославляют люди в песнях тех первых рыцарей креста. А вам разве не хочется того же самого? Не хочется, чтобы жены и дети ваши смотрели на вас как на героев, совершивших великие подвиги?

Лица в зале больше не были отчужденными. Я овладела их сердцами и мыслями.

— Земли Палестины богаче, нежели можно себе вообразить. Подумайте, какие возможности это сулит тем из вас, кто стремится приумножить свои владения и богатства. Мой высокородный дядюшка Раймунд, граф Пуатье, стал там князем Антиохийским. Кто знает, какие земные награды ожидают каждого из вас? Если же вас тревожит цена, какую надо уплатить за поход… — Тут я позволила себе чуть-чуть скривить губы в презрительной усмешке. — Решительно утверждаю, что все расходы возместятся десятикратно. Что же может не понравиться в замысле Его величества нашить знак креста на свои одежды? Разве вы трусы, что станете отсиживаться во Франции, на своих родовых землях, пока в Святую Землю вместо вас отправятся другие? Я зову вас к богатству и подвигам, к вечной славе во имя Господне.

Даже я сама была растрогана этим своим призывом к оружию, но ведь я впитала это с молоком матери и не могла уже сдержаться, хотя и почувствовала, что Людовик посматривает на меня с опаской.

Я глубоко вздохнула, в душе росла уверенность.

Еще и половины не сказала.

— Я и сама отправлюсь в крестовый поход, — объявила я им, — бок о бок с королем, супругом моим. — И вот теперь я перешла на родной langue d’oc, задержав свой взгляд на лицах моих вассалов. — Я поведу свое войско в Святую Землю. Последуете ли вы за мной, мужи аквитанские? Поскачете ли за мною, дабы освободить Палестину от тех варваров, которые желают лишить нас законного права посещать родину Христа?

Мысли переполняли меня. Я видела лишь способ вырваться из парижского заточения, где была цепями прикована к мужу, который и мужем-то не был. Кровь во мне кипела.

Я ждала их ответа.

— Женщине не место среди войска в походе.

Одинокий возглас, я не разобрала, чей именно, но на langue d’oeil северян. Я гордо вскинула голову и возвысила голос, перекрывая гудение баронов, которые спорили, так ли уж я слаба.

— Вы так полагаете? — Я покинула свое место, задела платьем Людовика и вышла на переднюю кромку возвышения, готовая бросить вызов любому мужчине. — Женщине там не место? В дни моего деда к нему в походе присоединилась Ирина, маркграфиня Австрийская, столь же известная своей красотой, коль и железной волей. Она собрала войско в своих владениях и сама встала во главе его. Неужели я, дочь Аквитании, способна на меньшее? — Я улыбнулась, взирая свысока на сидевших в зале своих вассалов. — Я молода и сильна. Маркграфиня Ирина была куда старше, когда подняла свои боевые стяги. — Среди баронов зашелестели смешки. — Господа мои! В седле я способна обскакать любого из присутствующих здесь!

Хор одобрительных возгласов взлетел к потолочным балкам, вбирая силу и звонкость по мере того, как слушателями овладевали мои мысли и задор.

— Так последуете ли вы за мной, примете ли крест? — Теперь прошлась вдоль кромки возвышения, отбрасывая в стороны юбки резкими движениями. — Я буду скакать впереди вас, подобно Пенфесилее[66], той царице, которая прославилась при осаде Трои, ведя к победам своих сказочных амазонок. Поскачу вперед, как та древняя царица-воительница, и поведу вас к славе. Сил и храбрости у меня не меньше, чем у нее. Так последуете ли вы за мной, мужи аквитанские? Мужи Франции? За золотом, землями и бессмертной славой в песнях трубадуров?

Наступил трепетный миг тишины. Согласятся ли они? Я поняла, что стою, затаив дыхание. Вложат ли они в мои руки орудие, которое позволит мне разбить оковы и вновь обрести свободу?

— Deus vult! Deus vult![67]

«Так хочет Бог». Старинный боевой клич крестоносцев. Он вырывался из сотни мужских глоток и громом отражался от стен зала. А я посмотрела вниз, потом обернулась на Людовика, который все сидел, положив руки на стол. Он заморгал и ответил мне испуганным взглядом. Над этим можно было бы посмеяться, но я даже не улыбнулась, торжествуя победу.

— Ну вот, Людовик. Вашему крестовому походу обеспечена поддержка.

А мне обеспечен побег из моей тюрьмы.

Бедняга Людовик слабо улыбнулся, не зная, к добру мое вмешательство или же нет.

Аббат Сюжер весь дрожал от ярости.