Меч и перо

- Мелеке неверно поняла меня. Я не боюсь убить Кызыл-Арслана, я боюсь убить салтанат! Когда мы замышляли убийство атабека Мухаммеда, мы знали, власть перейдет в надежные

руки, и ничего не страшились. Но кто будет управлять государством, когда мы убьем Кызыл-Арслана? Ваш сын молод и не обладает достаточным опытом в государственных делах, у него

нет большой военной силы, на которую можно было бы опереться. Как он будет управлять империей?!

- У салтаната есть хозяин. Как только мы убьем Кызыл-Арслана, ты с небольшим войском отправишься в крепость Кахран, освободишь заключенного там Тогрула и привезешь в Хамадан. Мы посадим его на падишахский трон.

Хюсамеддин сокрушенно покачал головой.

- Все обстоит гораздо сложнее, чем думает мелеке. Запутанный узел не так-то просто развязать. Мне известно, что мелеке хотела стать женой султана Тогрула, однако ее мечты не сбылись. Впрочем, если бы она даже и вышла замуж за Тогрула, это ничего не дало бы ей, ибо Тогрул никогда не лишил бы своего сына Мелик-шаха прав на престол и не провозгласил бы сына мелеке Гютлюг-Инанча велиахадом. Дело решилось само-собой после того, как Кызыл-Арслан захватил Хамадан и арестовал Тогрула. Мне известно также, что мелеке начала добиваться от Кызыл-Арслана того же, чего она добивалась от Тогрула. Однако и этим мечтам мелеке не суждено было сбыться. Кызыл-Арслан не захотел сделать ее своей женой и провозгласить ее сына велиахдом вместо любимого народом Абубекра. Знаю, после того, как Кызыл-Арслан будет убит, вы опять начнете заигрывать с Тогрулом, а на мою долю выпадет лишь ответственность за убийство двух великих хекмдаров. Я по праву заслужу проклятие истории и народов Востока! Было бы лучше, если бы мелеке оставила меня в покое. Лучшие годы моей жизни погребены под обломками несбывшихся мечтаний и грез. Мне уже исполнилось сорок пять лет, но не исполнилось ни одно из моих желаний. Необъятны просторы моей родины, но куда мне податься? В какое бы государство я ни приехал, меня и мой меч будут принуждать к предательству против моей родины. И в этом виноват лишь я один, ибо я действительно предатель! А все потому, что я поверил мелеке. Я не знал, что ее любовь лжива и неискренна.

Гатиба спокойно слушала Хюсамеддина, не перебивая. Когда он умолк, она сказала:

- Чтобы суметь открыть дверь счастья, надо быть не только энергичным, но также терпеливым и стойким. Если бы я поступала так, как думаешь ты, если бы я торопилась выполнять твои желания, мы бы давно погибли оба. Как я могу при жизни двух хекмдаров выйти замуж за убийцу моего мужа?! Что мы получили бы от этого союза, кроме позора и гибели? Отвечай мне, я спрашиваю тебя, что бы мы делали? Будь я простая, смертная

женщина, все было бы просто, мы бы не знали никаких затруднений. Или ты забыл, кто я? Пока не изменились обстоятельства, думать о счастье - значит предаваться несбыточным мечтаниям. А мечтаниями да пожеланиями счастья не добиться. Ты называешь мою любовь лживой и неискренней? Неблагодарный! Мелеке большого государства отдает ему свои губы и сердце, а он называет ее любовь лживой и неискренней! Это ли не подлость? Это ли не измена? Умные люди должны добиваться от любви счастья, а ты хочешь получить от нее позор и погибель! Ну, признай же правоту моих слов!

Хюсамеддин потупил глаза.

-- Признаю, мелеке.

Далеко за полночь Гатиба прощалась с Хюсамеддином на пороге своей комнаты.

- Жизнь моя, - сказала она.- Мы с тобой преодолели большую часть пути, ведущего к нашему счастью. Крепись, надо во что бы то ни стало достичь цели!

Хюсамеддин привлек к себе Гатибу и жадно поцеловал в губы.

- Мы преодолеем этот путь до конца и обязательно достигнем цели!добавил он.Мелеке должна верить мне! - И он выскользнул за дверь.

Кызыл-Арслан устроил пир в честь гостей, прибывших из Ирака и Рея.

Все, кто был на пиру, дивились: уже давно хекмдар не был таким оживленным. Он без меры пил, читал стихи.

И лишь очень немногие чувствовали, что за этой внешней веселостью скрывается безысходная тоска.

Губы Кызыл-Арслана без конца шептали: "Приди, мой смертный час, жизнь извела меня!"

На скатерти перед ним стояла хрустальная ваза с алыми розами.

Взяв одну из них, он произнес рубай:

О роза, развлечение царей,

Тобою обнадежен соловей.

Растоптанная пьяною пятою,

Себя ты сгубишь красотой своей.

Затем, глядя из окна в сад и ни к кому не обращаясь, тихо заговорил:

- Ничто меня не веселит. Сейчас я вижу, что ни вино, ни беседы о прекрасном, ни эти розы не могут сами по себе доставить человеку радости, ибо прелесть всего этого человеческое сердце может ощущать лишь тогда, когда оно счастливо. Сердце, в котором живут жизнелюбие и радость, не знает печали, а печальное сердце, увы, никогда не познает радости. Эти красные розы, превратившись в раскаленные угли, обжигают меня своим