Мечь и перо (Часть 1)

- Теперь эмир без труда рассчитается с нами. Атабек уже три дня в Гяндже и еще никого не принял, не вызывал к себе представителей народа. Это не сулит нам ничего доброго.

- Собери жалобы аранцев на эмира и храни. Старайся, чтобы те, кто в страхе сожгли челобитные, вновь написали их. Нет сомнения, все поданные атабеку челобитные написаны если не против нас, то уж, конечно, в пользу эмира. Атабек Мухаммед непременно призовет меня к себе. Даю тебе слово, я лично передам атабеку жалобы аранцев, которые ты соберешь. Эмир ничего не сможет сделать мне. Если бы он мог погубить меня, он бы не стал ждать приезда атабека. Рано или поздно мне предстоит столкнуться с ним лицом к лицу. Сейчас очень удобный момент. Надо сказать ему открыто о всех его подлостях. Верь мне, я разоблачу эмира перед атабеком. Атабек Мухаммед переменит о нем свое мнение. Одного лишь боюсь...

Ильяс, не договорив, умолк. Фахреддин забеспокоился, последние слова друга неожиданно встревожили его.

- Ты можешь сказать мне, чего боишься?

Низами встал и в задумчивости прошелся по комнате.

- Трудность нашей борьбы заключается в том, что человек, с которым мы боремся, способен на любую подлость. Наш век богат подобными людьми. Это бездарные мерзавцы, стремящиеся возвыситься самыми недостойными путями. Эмир, с которым мы ведем борьбу, - человек именно такого рода. Благодаря мерам, принятым его хитрым визирем Тохтамыщем, ему удалось не допустить к атабеку жителей Арана с жалобами. Но это временная победа. Эмиру Инанчу не жить в Азербайджане. Есть лишь одна сила, способная помочь ему удержаться у власти в Гяндже, - его дочь, молодая прекрасная Гатиба. Фахреддии недоумевал:

- Нет, нет, я не верю. Гатиба совсем ребенок, а атабек уже в летах.

- Вспомни историю. Халиф Каимбиэмриллах отдал свою тринадцатилетнюю дочь Сейиду за Тогрул-бека, когда тому было шестьдесят пять лет. Он сделал это неспроста. Точно с такой же целью наш эмир способен выдать двадцатидвухлетнюю красавицу Гатибу за шестидесятилетнего атабека Мухаммеда. Теперь ты понял меня? Этого-то я и боюсь. Мы живем в эпоху, когда подлость и бесстыдство одерживают верх над правдой. Что поделаешь?! Но мы будем продолжать бороться с подлостью и бесстыдством правдой и только правдой. Возможно, сегодня мы потерпим поражение, но наше дело победит в веках. Я дам тебе дружеский совет, никогда не верь тем, кто, толкая тебя вперед, говорит: "Идите, не бойтесь, мы следуем за вами!" Такие друзья при первой же серьезной опасности сбегут, повернув вспять, или же, продавшись врагу, нанесут тебе удар в спину. Это предательство ты должен ждать только от высшего сословия. Простой же народ ты увидишь в первых рядах сражающихся против насильников. Они не боятся умереть за свои права, за своих вождей, ибо жизнь их так неприглядна, что они, можно сказать, несколько раз в день умирают и воскресают. Смерть не страшна им.

Фахреддин пожал руку Ильяса.

- Верно, мудрый поэт! Но бедняки, на которых мы опираемся, подчас неопытны и простодушны, грабителям и насильникам нетрудно обмануть их. Эмир Инанч ежедневно пытается подстроить мне какую-нибудь пакость. Каждый день я жду новую авантюру. Од подсылает ко мне Себу-ханум, эту испорченную особу!..

Низами нахмурился.

- Неужели и ее действия ты считаешь авантюрами?

- Разве это не коварная авантюра - пытаться заманить меня во дворец?!

- Нисколько. Она пригласила тебя во дворец, ты - уклонился. Что в этом необычайного?

- Есть необычайное. Произошло большое событие. В тот вечер я не пошел к ней на свидание, послав вместо себя несколько отчаянных голов. Они раздели Себу-ханум, отобрали у нее все драгоценности, хорошо позабавились и даже отрезали у нее волосы.

- Как у тебя хватило ума проделать все это?! Измываться над женщиной, отрезать ей волосы - на что это похоже?! Подобают ли подобные действия человеку, который считает себя героем?! Не обижайся, Фахреддин, но я вижу, память о нашей детской и юношеской дружбе не помешает нам расстаться. Мы вынуждены это сделать. Я протестую против такого безжалостного отношения к женщине!

Упреки Низами задели Фахреддина, но не смутили.

- Задам тебе один вопрос, - сказал он, твердо глядя в глаза Ильяса. С какой целью эта бессовестная женщина хотела обманным путем завлечь меня во дворец? Может, она вела меня на пир? Думаешь, там не расправились бы со мной? Как я должен был наказать предательницу, которая добивалась Моей гибели? Ее надо было убить, но я ограничился предупреждением, велев отрезать ее волосы.

- Ты не ошибаешься, тебя хотели убить во дворце. Ты поступил благоразумно, что не пошел туда. Тебе следовало спрятать в карман принесенное Себой письмо эмира и хорошенько отчитать ее, сказать: "Я должен был умертвить тебя за твое предательство, но содеянное тобой и без того станет причиной твоего вечного несчастья!" Уверен, проявленное тобой благородство пристыдило бы ее, и она не стала бы больше заниматься предательством.