Читаем Меч и плуг. Повесть о Григории Котовском полностью

Ну вот пожалуйста. Богуславский все же отошел. Это и понятно. Какой дурак станет дожидаться удара с фланга? А сманеврировать, как это вчера предсказывал Юцевич, мятежникам весьма непросто, достаточно взглянуть на карту. Местность не располагает к маневрам.

Юцевич — он весь остаток ночи провел в аппаратной; и встретился с начальником особого отдела только что на крылечке штаба, — Юцевич на этот раз держался твердо и под бешеным взглядом комбрига глаз не опускал. Да, Григорий Иванович оказался прав: первая повстанческая армия не стала дожидаться боя и отошла. Но все же на вопрос, почему Богуславский неожиданно снялся с места, ответа до сих пор нет. Перехваченный приказ штаба бригады? Едва ли. Юцевич считал, что уклониться от боя Богуславского заставил отнюдь не приказ Котовского, попавший ему в руки. Приказ приказом, но планы бандитов смешало что-то совсем другое. В пользу этого довода, кстати, говорит и вот только что полученное донесение Криворучко. Судите сами: когда они могли добыть приказ Котовского? Не раньше чем вчера. Так что же, со вчерашнего дня Богуславский успел не только свернуть полки, но еще и согнать для прикрытия своего отхода тележную орду мужиков? Любой военный скажет, что для такой уймы дел необходимо по меньшей мере дня три-четыре. Вот почему Юцевич категорически не соглашался с комбригом, считавшим, что Богуславского спугнул добытый каким-то образом приказ штаба бригады.

Как ни кипел комбриг, а доводы рассудительного начальника штаба возымели действие. Он остыл.

— Пленные что говорят?

В том-то и дело, что пленных об этом сразу спросить не догадались. Однако Юцевич успел связаться с Маштавой, и вот что тот сообщил: мужики из тележной армии в один голос показывают, что сгонять население начали еще три дня назад, то есть когда бригада только приступила к выгрузке из эшелонов в Моршанске и печальной памяти приказа еще не было и в помине.

— Ага, ага… — Григорий Иванович в задумчивости взял доставленный листок с копией своего приказа и повертел его так и эдак. Трезвые доводы Юцевича как-то сами собой притупили остроту неприятной находки. — Тогда что же его, черта, заставило удрать?

— Это будем выяснять, — по-служебному сухо ответил начальник штаба, приготавливаясь сесть за накопившуюся работу.

— А все-таки интересные дела у нас творятся! — И комбриг, только сейчас заметив молчаливое присутствие Гажалова, кинул ему через стол находку Маштавы.

Начальник особого отдела неторопливо приблизил бумагу к глазам и брови его изумленно подскочили. «Угу», — промычал он и всей ладонью взял себя за подбородок. Мельком глянул на Котовского — тот не спускал с него глаз.

— Разберемся, — солидно проговорил Гажалов. В душе, однако, он был обескуражен.

Несмотря на молодость, Гажалов держался с превосходным спокойствием и выдержкой. Его работа требовала ума и логики, а следовательно, неторопливости и основательности, и он терпеливо вырабатывал в себе эти необходимые качества. Однако находка Маштавы лишила его покоя. Может быть, бандитская засада схватила нарочного, скакавшего с пакетом в какой-нибудь эскадрон? «Надо запросить, нет ли пропавших без вести», — решил Гажалов, направляясь из штаба к себе в отдел.

Остальные бумаги, приготовленные к утреннему докладу, Котовский перекидал небрежно. На глаза ему попалась записка, сделанная комиссаром для памяти. Вчера эскадронный Девятый в разговоре с хозяином избы, где остановился на постой, не придумал ничего лучше, как объявить, что прежний раздел земли, когда крестьяне громили крупные помещичьи имения, признается недействительным. Теперь Советская власть перераспределит ее по-новому: отныне земельные наделы будут нарезаться только бабам. «Вон как! — не на шутку встревожился хозяин. — А мужики-то что ж? Или промашку какую сделали?» — «А мужиков, — брякнул эскадронный, — будем драть на каждой десятине. Вот кто много нахапал себе, тому больше и порки достанется». Само собой, слух быстро облетел деревню и вызвал беспокойство.

— Шутил, конечно, — по-вологодски окая, вступился за эскадронного Борисов.

Комбриг, невыспавшийся, вялый, страдальчески сморщился:

— Нашел чем шутить!

Он поднялся, широкий, грудастый, расстроенно махнул рукой:

— Ладно, пошел я.

Это значило, что он идет заниматься гимнастикой, затем выскочит к колодцу — обливаться ледяной водой. Привычка к гимнастике у него осталась с юношеских пор, со времени первого ареста. Он пронес ее через все тюрьмы и каторгу. Нынешней зимой, пользуясь тем, что бригаде выпала передышка, он ввел ежедневную гимнастику во всех эскадронах, больше того, обратился с письмом к Михаилу Васильевичу Фрунзе, доказывая необходимость физической закалки для всех красноармейцев и командиров. После зарядки, после обливания студеной колодезной водой комбриг заявится в штаб уже совершенно другим человеком: затянутым в ремни, выбритым наголо, и все тогда пойдет иначе. А сейчас в нем пока что говорит неряшливость со сна, вон и тесемки от галифе болтаются…

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия