Меч и скрипка

Не помню, что за фильм мы смотрели, но помню, что он был ужасно смешной. Кажется, в нем играл Миша Оуэр, великолепный комик (русский по происхождению), который умел в любой ситуации сохранять серьезное, даже угрюмое выражение лица. Глядя на него, зрители падали со смеху. Люди выходили из кинотеатра, продолжая хохотать и напоминая друг другу только что услышанные остроты.

В воздухе уже ощущалась приятная осенняя прохлада, и счастливые улыбки засияли на наших лицах, когда мы с Элияху заметили друг друга. Он был в обществе той самой девушки, которая несколько дней спустя проводила его на поезд в Реховоте. Оттуда в форме английского солдата он отправился на свое последнее «дело», в свой последний путь… Мы обменялись приветствиями и несколькими, ничего не значащими, фразами. Он сказал, что много работает, переводит рассказы Сарояна (он очень любил этого автора). Мы попрощались и разошлись в разные стороны.

Спустя три года моя приятельница Рая вышла замуж за Даниэля. Они совершенно случайно поймали меня на улице — им требовался свидетель для регистрации брака.

А тогда, тем замечательным осенним вечером, мы были еще совсем молодыми, и лорд Мойн еще не был убит, и Элияху стоял передо мной живой и улыбающийся в тени высоких деревьев, которые служили стенами кинотеатра «Радостный сад». Таким я вижу его и теперь. Таким я буду помнить его всегда…

В пятницу шестого ноября я услышал по радио, что два палестинских террориста убили в Каире лорда Мойна и его шофера. Оба схвачены полицией после перестрелки, в которой один из них был ранен. Раненый назвался Моше Зальцманом.

Меня будто током ударило. «Ведь это Элияху», — подумал я неизвестно почему.

Я работал тогда в тель-авивской газете, издаваемой Объединением общих сионистов. Называлась она «Время» и доживала свои последние дни. В полдень я обычно направлялся в клуб журналистов на бульваре Ротшильд посмотреть газеты, повидаться с коллегами, послушать сплетни. В воскресенье восьмого ноября я явился туда около часа дня и принялся, как всегда, за газеты. Спустя несколько минут в читальный зал ворвался Исраэль Гинзбург из газеты «Утро». Лицо его пылало, он был взволнован.

— Это парень из Тель-Авива! — закричал он с порога. — Это Элияху Бейт-Цури! Сын почтового служащего!

Мне пришлось изо всех сил сжать челюсти, чтобы на застонать. Все, кто находился в комнате, забыли о своих газетах и бросились к Гинзбургу выяснять подробности. Я один не двинулся с места. Я не мог встать.

Потом все же я поднялся и вышел на улицу. Не знаю, сколько времени я бродил, не чувствуя и не слыша ничего, кроме стука крови в висках.

Процесс Элияху Бейт-Цури и Элияху Хакима начался 18 января 45 года. 18 января оба они, по приказу британских властей, были приговорены египетским судом к смертной казни. Утром 23 марта приговор был приведен в исполнение.

В своем последнем слове Элияху Бейт-Цури сказал:

— Было бы неправильно думать, будто мы представляем здесь сионизм. Отнюдь нет. Мы — сыновья Канаана и его естественные хозяева, обязанные добиться освобождения нашей родины, захваченной чужеземными властителями.

Мы, небольшая кучка кнаанцев, читали эти слова в газетах и понимали, к кому обращался Элияху в своей последней, прощальной речи. Даже перед лицом смерти он хотел быть полезным нашему делу.

Эпилог: Наши дела

Наши дела значительнее нас,

без них — мы лишь сухие листья, летящие по ветру,

лишь тающая дымка прозрачных белых облаков.

Лишь в них — весь смысл нашей жизни.

Без них — мы ничто.

В них — наше величие.

Эйн-Керем, октябрь, 1975 г.

А. Амир (р. 1923, Ковно) — израильский писатель. В Израиле с 1935 г. Был членом редколлегии газеты «Миврак» (органа Лехи); в 1948—50 гг. вместе с И. Ратошем, а с 1950 г. самостоятельно издавал журнал «Алеф» (орган Кнааним); в 1959—77 гг. — редактор основанного им литературного и общественно-политического журнала «Кешет», давшего путевку в жизнь многим современным израильским писателям и поэтам (см. «Сион», 16, 1977). Публикуемые (с незначительными сокращениями) воспоминания Амира напечатаны в его сборнике «Проза» (Иерусалим, 1977).