– А я – Севериан из Несса, странник. Хотелось бы мне пожертвовать вам, в помощь благому делу, тысячу хризосов, однако сейчас я могу лишь от всего сердца поблагодарить вас за проявленную ко мне доброту.
– Помянув о дестрие, я, Севериан из Несса, не собиралась ни предлагать его тебе на продажу, ни предлагать одарить тебя скакуном в надежде тем самым снискать твою благодарность. Если ты не испытываешь к нам благодарности уже сейчас, нам ею не заручиться.
– Я благодарен вам всей душой, как и сказал, – отвечал я. – И еще, о чем также упоминал, не задержусь здесь дольше необходимого, злоупотребляя вашей добротой.
Маннея пристально взглянула на меня сверху вниз:
– Я тебя в том и не подозревала. С утра одна из послушниц рассказала мне об одном из недужных, ходившем с нею в часовню два дня тому назад, и описала его. Сейчас, увидев, что ты задержался после того, как все разошлись, я поняла, что это и был ты. Видишь ли, есть у меня одно дело, а поручить его некому. Во времена поспокойнее я просто отправила бы куда требуется отряд рабов, однако рабы, обученные уходу за больными, все до единого нужны здесь – и то рук не хватает. Но недаром же сказано: «Нищему Он ниспосылает посох, охотнику же – копье».
– Не сочти за обиду, шатлена, но если ты доверяешь мне только из-за походов в часовню, то, по-моему, зря. Откуда тебе знать: вдруг я задумал поживиться самоцветами с вашего алтаря?
– Иными словами, за молитвой нередко застанешь и лжеца, и вора… Да, попущением Миротворца так оно и есть. Поверь, Севериан, странник из Несса, чаще этих за молитвой не застать никого – хоть из нашего ордена, хоть из мирян, однако ты ничего дурного не совершил. Конечно, мы не обладаем и половиной необычайных сил, приписываемых нам невеждами, но те, кто полагает нас вовсе бессильными, невежественны вдвойне. Так примешь ли ты мое поручение? Я выпишу тебе охранный лист, дабы тебя не арестовали как дезертира.
– Разумеется, шатлена, если оно мне по силам.
Маннея коснулась моего плеча. Первое ее прикосновение оказалось столь неожиданным, что я невольно вздрогнул, будто задетый крылом пролетевшей совсем рядом птицы.
– Примерно в двадцати лигах отсюда, – заговорила она, – находится пустынь одного мудрого, праведной жизни анахорета. Прежде ему ничто не угрожало, однако с начала лета войска Автарха неуклонно отступают под вражеским натиском, и вскоре война во всей своей ярости докатится до его обители. Его нужно уговорить перебраться к нам – а если уговоры не подействуют, привести сюда силой. По-моему, сам Миротворец указывает, что гонцом должен стать ты. Удастся ли тебе исполнить сие поручение?
– Что ж, – отвечал я, – в дипломатии я не силен, но применению силы, скажу не хвастая, обучен с детства.
XV. Последний приют
В дорогу Маннея дала мне грубо вычерченную карту, указывавшую дорогу к обители анахорета, особо подчеркнув, что, хоть немного отклонившись от указанного пути, я почти наверняка не смогу ее отыскать.
В какой стороне от лазарета находилась обитель, сказать не могу: расстояния на карте были указаны сообразно сложности их преодоления, а повороты обозначены в соответствии с размерами листа бумаги. Вначале я направился на восток, но вскоре обнаружил, что далее путь ведет к северу, затем, свернув в узкий каньон с быстрым ручьем на дне, двинулся на запад, а в конце концов и вовсе на юг.
Поначалу, на первом отрезке пути, на глаза мне то и дело попадались солдаты – как-то раз целых две колонны, вытянувшиеся вдоль обочин, тогда как посредине, в обратную сторону, тащилась нескончаемая вереница мулов, везших в тыл раненых. Дважды меня останавливали, но оба раза по предъявлении охранного листа отпускали с миром. На кремовом, лучшем из всех, какие мне до тех пор доводилось видеть, пергаменте с оттиснутым золотом нарфиком, печатью ордена, значилось: