– Если это называется силой, да сохранит нас Всемилостивый от слабости! Мастер Аск, фронт в любой момент может рухнуть. Одумайся, пойдем со мной. Здесь оставаться опасно.
Но мастер Аск меня словно не слышал.
– Если Эреб с Абайей и прочими выйдут на поле боя сами, противоборство обернется совершенно по-новому. Если… когда… интересно, интересно. Однако ты утомлен. Идем. Покажу тебе и кровать, и высшие материи, для изучения коих я, как ты изволил выразиться, отдалился от мира.
Поднявшись на пару лестничных пролетов, мы оказались в комнате – должно быть, той самой, в окне которой накануне мерцал огонек, просторной, о множестве окон, занимавшей целый этаж. Повсюду вокруг, совсем как в замке Бальдандерса, расставлены были машины, только не столь большие и не в таком изобилии; между ними стояли столы, заваленные бумагами, и полки с множеством книг, а посредине скромно ютилась узенькая кровать.
– На ней я могу прикорнуть, когда работа не позволяет отлучиться, – пояснил мастер Аск. – Невелика, конечно, для человека твоего сложения, но, думаю, ты сочтешь ее вполне удобной.
Прошлую ночь я провел на голых камнях, и кровать вправду казалась мне весьма и весьма привлекательной.
Показав, где можно умыться и справить нужду, хозяин ушел. Прежде чем он погасил свечу, на его лице вновь мелькнула все та же безупречная улыбка.
Однако мгновением позже, когда глаза привыкли к темноте, я напрочь забыл о ней: снаружи, за множеством окон, тянулось вдаль, к самому горизонту, безбрежное перламутровое сияние.
– Да мы же над облаками, – сказал я себе самому, также слегка улыбнувшись, – или, вернее, над нижним их слоем, окутавшим вершину холма. В темноте я их появления не заметил, а он, видимо, знал о нем заранее. Надо же… и вправду «высшие материи», не хуже вершин облаков, которыми мне довелось полюбоваться из глаз Тифона…
С этим я и улегся спать.
XVII. Рагнарёк, или Последняя зима
Просыпаться, чувствуя себя безоружным, оказалось весьма непривычно, хотя тем утром я, сам не могу сказать, по какой причине, почувствовал себя безоружным впервые. После гибели «Терминус Эст» я проспал разорение замка Бальдандерса без малейшего страха, а после без страха шел сюда, к северу. Мало этого, всего ночь тому назад я, безоружный, спал на голой скале, на вершине утеса, и тоже ничего не опасался – хотя, возможно, лишь потому, что смертельно устал. Сейчас мне думается, что на протяжении всех этих дней, и даже дней, минувших со времени бегства из Тракса, я мало-помалу расстался с гильдейским прошлым и искренне начал считать себя тем, за кого меня принимали встречные – одним из юных искателей приключений, о коих поминал накануне, в разговоре с мастером Аском. Будучи палачом, я полагал свой меч не столько оружием, сколько рабочим инструментом, символом должности и ремесла, а после, задним числом, он стал для меня оружием – а я, таким образом, безоружным.
Обо всем этом я размышлял, вольготно растянувшись на удобном матрасе мастера Аска и заложив руки за голову. Пожалуй, оставшись в разоренных войною землях, мне следовало обзавестись мечом снова, да и если даже я поверну назад, к югу, меч тоже вовсе не помешает. Неясным было одно: стоит ли возвращаться на юг? Сидя на месте, я рисковал оказаться втянутым в битву, а в битве вполне мог погибнуть, однако возвращение на юг могло стать для меня еще опаснее. Архонт Тракса, Абдиес, несомненно, назначил награду за мою поимку, а гильдейские братья, прознав о моем появлении где-либо в окрестностях Несса, наверняка пошлют по мою душу наемных убийц.
Так я, подобно многим, не успевшим очнуться от полудремы, какое-то время колебался, не в силах принять решение, и вспомнил рассказы Виннока о рабстве у Пелерин. Смерть клиента под пыткой для казнедея позор, а посему мастерству врачевания в гильдии обучали на совесть, и я имел все основания полагать, что разбираюсь в нем по крайней мере не хуже бритоголовых. Вдобавок, исцелив от болезни девчонку в убогом хакале, я изрядно воспрянул духом, и у шатлены Маннеи обо мне уже сложилось благоприятное мнение, а возвращение с мастером Аском еще упрочит мою репутацию, так что…
Незадолго до этого тревожившемуся из-за собственной безоружности, мне показалось, будто я снова вооружен: четкие планы на будущее нередко лучше любого меча, так как на них человек оттачивает клинок решимости. Откинув в сторону одеяла (и, кажется, впервые отметив, как они мягки), я сел. В огромной комнате было довольно прохладно, однако яркий солнечный свет заливал ее от края до края, как будто дом окружен солнцами со всех четырех сторон или же все четыре стены обращены на восток. Обнаженный, я подошел к ближайшему окну. Снаружи простиралось все то же самое холмистое поле сплошной белизны, которое я мельком видел вечером, перед сном.