Меч императора

Гостей тем временем окружили и радостно приветствовали стражи крепости. Двое из прибывших тут же стянули шлемы и подшлемники, открыв лица. Хм. Лет двадцать, может быть, двадцать с небольшим им всего. Мои ровесники. Правда, в отличие от меня, заметно более ухоженные. Тщательно выбритые. Очень коротко стриженные. Один русоволосый, как я, такой же сероглазый, с грубым шрамом, опасно пересекающим левую бровь. Второй брюнет из числа тех, которых называют жгучими: черные, почти смоляные волосы, черные глаза, такие же черные, на редкость густые брови, отчего казалось, что парень все время хмурится. Сразу два старых шрама – на лбу и на правой щеке – еще больше увеличивали его возраст. Однако улыбка искупала все – широкая, открытая и задорная.

– Мне казалось, здесь гораздо больше осужденных, чем четверть, – обронил я, обратив взгляд на третьего гостя, который отчего-то отошел в сторону и завертел головой, словно кого-то искал. – По дороге сюда столько всего наслушался…

– Брехня, – отмахнулся Эрт, прислонившись плечом к стене сарая.

– Чтобы попасть в Ойт, даже смертники проходят тщательный отбор, – обронил Надир, пригладив бороду. – Необученный воин – легкая добыча для драхтов и новое тело для их хозяев. Так что кого попало сюда не шлют. А если и шлют, то сперва гоняют в тренировочных лагерях, а уже потом их гоняем мы. Здесь. И только после этого отпускаем новичков в дозор.

Я кивнул. Все верно, мне просто в голову это не пришло. Но даже с учетом подготовки потери в крепости все равно кошмарные. Считай, каждый год как минимум треть, а то и больше населения Ойта приходится пополнять заново.

– В каждом дозоре смертников не больше двух, – словно услышав мои мысли, пояснил ашеяр. – Плюс двое наемников. И хотя бы один человек лорда. Так надежнее.

– Наверное, смертники умирают чаще?

– Нет, брат. Все хотят жить, поэтому даже они соблюдают правила. Если раньше ими было принято жертвовать, то сейчас лорд этого не допускает. В дозорах все равны, потому что любая потеря нас ослабляет. Если пришлые не хотят этого понимать, они умирают первыми. Если кто-то из них замыслил предательство, его убьют свои же. От этого зависит выживание, поэтому с крысами не церемонятся. Но таких, хвала Рам, даже среди смертников немного.

– А как же молодежь? Гляжу, у вас тут совсем мальчишки есть…

– Пришлые, – отмахнулся ашеяр. – Беспризорники, как правило, которым тоже некуда деваться.

– То есть они не преступники?

– По-всякому бывает. Но если лорд разрешил остаться, то ничего серьезного они не совершили. Рабочие руки здесь всегда нужны. И не только для того, чтобы держать оружие.

Я замедленно кивнул.

Словно почувствовав мой взгляд, последний из троицы гостей вдруг повернулся в нашу сторону и замер. Не знаю уж, что его удивило – наличие постороннего лица в крепости, окружившая нас стая собак или же…

Вот драхт!

Ощутив, как в мою ладонь ткнулся холодный мокрый нос брата, я понимающе хмыкнул и, перестав рассматривать гостя, присел перед Ворчуном на корточки. Волк был чудовищно худ, всклокочен, вся морда у него была в крови, но он стоял! Пошатываясь на слабых лапах, сердясь на собственную немощь, но все же самостоятельно стоял, недвусмысленно скаля клыки на заинтересовавшегося им чужака.

– Тише, брат, – положив руку на холку, прошептал я. – Ты рано встал, кости еще до конца не срослись.

– Р-рра, – проворчал волк, устало усаживаясь на землю.

Я смерил взглядом расстояние до навеса и покачал головой.

– Тебе бы пару дней отлежаться. Хотя помыться, наверное, стоило бы уже сейчас?

Ворчун наморщил нос.

– Ррры-ы.

– Я принесу воды, – со смешком предложил Эрт, отлепляясь от амбара.

– И мыло, – кивнул ашеяр, тоже покидая свой наблюдательный пост. – И в загоне надо бы прибраться, а то там со вчерашнего дня, наверное, такой срач… Ого! – присвистнул он, отойдя на пару шагов и с опозданием обнаружив радикальные перемены в той части двора. – Кажется, я опоздал с уборкой. Эй, Малек, твоя работа?

С другой стороны амбара раздался звон мисок, а затем оттуда показался парнишка, которому я велел вычистить угол. При виде меня он насупился, стрельнул глазами на собак, затем покосился на наблюдающего за нами гостя и, на всякий случай убрав руки за спину, буркнул:

– Нет. Твой дикарь постарался.

– Аш? – с недоумением обернулся в мою сторону Надир.

Я пожал плечами:

– Мелкий сказал, что убираться некому, а оставлять этот свинарник без внимания значило не уважать моего брата и ваших четвероногих друзей.

– Значит, так, Малек, – распорядился ашеяр. – С сегодняшнего дня уборка загона тоже на тебе.

– Почему это на мне?!

– Потому что больше некому! – отрезал Надир, и вскинувшийся было мальчишка сник. После чего скомкал тряпку, которую держал в руках, отвернулся и, буркнув что-то неразборчивое, потопал к южной стене, напоследок одарив меня злым взглядом, в котором горело отчетливое: ну, спасибо!

– С едой мы решим, – словно не заметив этого, обронил ашеяр. – На кухню пока не суйся, мясо для ашши я буду носить сам. Если же вдруг не успею или не смогу, то Эрт присмотрит.

Тот кивнул:

– Само собой.